«В ТОТ МОМЕНТ ЕЛЬЦИН ГОТОВ БЫЛ ОТДАТЬ ВЛАСТЬ КОМУ УГОДНО»
Бывший глава кремлевской администрации дал оценку воспоминаниям Алексея Дьяченко
«Я хорошо знал его. Возможно, лучше, чем многие...» На протяжении вот уже более двух месяцев бывший зять Бориса Ельцина Алексей (по паспорту — Леонид) Дьяченко публикует на сайте «Эха Москвы» воспоминания о тесте, воспринимаемые — и было бы странно, если бы было подругому — весьма неоднозначно прочими участниками описываемых событий. Свою оценку мемуарам и их главному герою мы попросили дать Сергея Филатова. В 1993–1996 годах Сергей Александрович возглавлял Администрацию Президента России.
Для справки: в семью Ельциных Алексей вошел в 1987 году, женившись на младшей дочери Бориса Николаевича Татьяне. А покинул в 2001 году, когда брак распался. В начале этой семейной истории Дьяченко работал конструктором в КБ «Салют» (ныне — Центр имени Хруничева). Позднее стал успешным предпринимателем.
— Сергей Александрович, дополняют воспоминания Алексея Дьяченко образ Ельцина или, напротив, искажают?
— Они подтверждают то, что я знаю, и очень многое из того, что я просто предполагал. Политические противники постоянно пытались найти какие-то зацепки для дискредитации Ельцина. Особенно «популярна», конечно, была тема пьянства. Пошло это еще с советских времен. Это была «заготовка» номенклатурщиков, которой воспользовались противники Ельцина в Верховном Совете и на съездах народных депутатов. Особенно любили муссировать это женщины. Из-за чего я просто возненавидел тогда женщинполитиков. Это же такая гнусь! Замазывали человека грязью, чтобы вызвать у людей недоверие к нему. И во многом это удалось. И я очень благодарен Алексею Дьяченко за его вклад в восстановление исторической справедливости. Он нашел самые важные моменты из жизни Бориса Николаевича и раскрыл нам их.
— По версии Дьяченко, известная история падения с автомобильного моста, случившаяся якобы в сентябре 1989 года, полностью выдумана самим Ельциным. Никто не похищал и не сбрасывал его в реку, он сам «прыгнул в воду от переполнявших его эмоций». Прямо в одежде. По словам ельцинского зятя, в тот момент Борис Николаевич был погружен в депрессию — у него «было ужасное настроение после серии негативных публикаций». Похоже на правду?
— Похоже. По крайней мере, эта версия звучит правдоподобнее тех, которые мне приходилось слышать до сих пор. Борис Николаевич и впрямь находился тогда в отчаянном положении. И, видимо, действительно был в каком-то беспамятстве. Хотя нельзя полностью исключать и то, что это была не импровизация, а задумка, с помощью которой он хотел переиграть Горбачева. Но что там было на самом деле, знал только сам Ельцин. Никто, кроме него, не имел касательства к этой истории.
— Ну а то, как Дьяченко описывает роль своей бывшей жены Татьяны — по его словам, она любила себя называть «папиными ушками», — соответствует действительности?
— Думаю, да. Татьяна действительно была, что называется, влюблена в отца. До президентской кампании 1996 года она была очень незаметной фигурой. Но когда мы начали работу в предвыборном штабе и увидели, что каждая поездка Ельцина в регионы не улучшает, а снижает его рейтинг, то задумались над тем, почему это происходит. И стали искать человека, который мог бы доносить до Бориса Николаевича то, что из наших уст он слышать не хотел.
Он пренебрегал всеми нашими рекомендациями. Тогда-то и возникла идея привлечь к кампании Татьяну и через нее давать советы Борису Николаевичу. Только она могла его переубедить. Нам очень помог «внешний» пример: у Жака Ширака, ставшего президентом за год до этого, активное участие в кампании принимала его дочь. И расчет оказался верным: после того как подключилась Татьяна, первая же поездка показала, что рейтинг начал расти.
— Владимир Шевченко, шеф протокола Ельцина, решительно не согласен с тем, как Дьяченко описывает события, связанные с назначением и отставкой Примакова. Кто, на ваш взгляд, прав в этом споре?
— Мне трудно тут быть арбитром, поскольку во время этих событий меня уже не было в Кремле. Могу лишь сказать, что с отставкой Примакова Борис Николаевич, конечно же, ошибся. Вне всякого сомнения. Уход Евгения Максимовича с премьерского поста был, во-первых, преждевременным, но самое главное — породил новое противостояние. Примаков был не только умным и порядочным человеком. С ним очень многие люди в нашей стране связывали свои надежды на будущее.
Примаков, правда, — тут вполне можно согласиться с Алексеем Дьяченко — был не очень хорошим политическим тактиком. Помните его заявление о том, что в тюрьмах надо освободить места для нарушающих закон предпринимателей? Тем самым он очень напугал наших олигархов. Настроил их против себя. А они в свою очередь постарались настроить против него Ельцина.
Сделать это было, в общем-то, несложно: Борис Николаевич легко заводился на почве ревности. Терпеть не мог, когда кого-то из его окружения начинали обсуждать как будущего преемника. Это коснулось даже Собчака. При том что сам Собчак категорически отрицал, что претендует на президентский пост.
Помню нашу встречу с Анатолием Александровичем, когда пошли такие слухи. У меня в кабинете лежал какой-то иностранный журнал с огромным портретом Собчака и заголовком «Кто следующий?». Собчак тогда встал, взял этот журнал и написал на нем: «Только не я».
— А что вам больше всего запомнилось из общения с Ельциным?
— Вы знаете, Борис Николаевич был вообще довольно закрытым человеком. Я даже, помню, как-то выступил и сказал, что президент одинок и в этом его несчастье и трагедия.
Ведь постоянно держать в себе не только государственные секреты, но и эмоции — это тяжелое дело. Даже с медицинской точки зрения.
Но личное все-таки пробивалось в какихто ситуациях, каких-то разговорах, шутках. Алексей Дьяченко, по-моему, прекрасно ухватил такие моменты, раскрывающие личность Бориса Николаевича.
Могу подтвердить, что матом он никогда не ругался. И практически не использовал другие бранные выражения. Одинединственный раз я услышал от него крепкое словцо. Это было в декабре 1995 года — на следующий день после того, как мы, демократы, проиграли выборы в Госдуму. Когда я вошел в кабинет Бориса Николаевича, он встал, пошел навстречу и сказал: «Ну что, просрали выборы?!»
Могу также подтвердить, что Ельцин не терпел ни хамства, ни панибратства. Тут же всей своей реакцией давал понять, что не приемлет этого. Таких эпизодов было очень много.
— Ваши отношения с Ельциным тоже не назовешь идеальными. Вы тоже, насколько известно, ушли с поста главы администрации не по своей воле: президент, что называется, пошел на поводу у ваших недоброжелателей.
— Я до сих пор не знаю точно, кто спровоцировал это. Скорее всего, это была коржаковская интрига. Они тогда были очень близки с Коржаковым: президент доверял ему практически безоговорочно. Кадровая политика, надо признать, не была сильной стороной Ельцина. Нередко он возвышал своих идеологических противников, явных врагов проводимых им реформ. Что впоследствии очень дорого обходилось стране.
Борис Николаевич, надо отдать ему должное, обставил мою отставку не обидно. Вызвал и сказал, что хочет видеть меня заместителем руководителя своего предвыборного штаба. Внешне такое назначение выглядело весьма почетно.
Однако Сосковец, став главой штаба — еще одна большая кадровая ошибка президента, — остался, как говорится, при делах (Сергей Филатов ушел с поста руководителя Администрации Президента в январе 1996 года; Олег Сосковец занимал должность первого заместителя председателя правительства до 20 июня 1996 года. — Авт.).
Со мной почему-то поступили по-другому. Я долго не мог понять, в чем тут дело. И в итоге пришел к выводу, что за этим стояло желание Коржакова и единомышленников убрать меня под благовидным предлогом из Кремля. Как человека, который мог помешать их планам.
— Тем не менее в ваших воспоминаниях нет ни тени обиды на Ельцина. Или вы просто тщательно скрываете обиду?
О ЧЕМ НАПИСАЛ ДЬЯЧЕНКО В МЕМУАРАХ:
— Ельцин любил водку, чешское пиво, армянский коньяк и не любил виски. При этом он «не был ни алкоголиком, ни пьяницей. Этот имидж ему создали». «За ним по пятам ходили телекамеры, которые он не контролировал, поэтому немало сцен «в веселом состоянии».
— О президентских выборах 1996 года: «Зюганов признал результаты выборов безо всяких «но»… Поэтому выборы выиграл Ельцин».
— Примаков развернул самолет над Атлантикой «по прямому личному указанию Президента России Бориса Ельцина».
— «Моя жена Татьяна и Валентин Юмашев везли лично в машине проект указа об отставке Примакова на дачу Борису Николаевичу. Эту бумагу они не доверили даже специально обученным людям. Татьяна и Валентин реально ожидали нападения на машину с целью остановить указ».
— В марте 1996 года в вертолете по дороге из Завидова Коржаков уговорил Ельцина распустить Думу. Ельцин согласился, и «решили лететь в Кремль, чтобы дать соответствующие команды». Потом все-таки решили завернуть на дачу, чтобы переодеться. Там Дьяченко пересказал разговор Татьяне, которая подняла на уши Чубайса. Разгона Думы не случилось.
— Досрочно уйти с поста Президента России Ельцина уговорила Татьяна Дьяченко. «Мне кажется, что потом он пожалел об этом решении. Но было поздно».
— Нет, никаких обид у меня нет. Да и тогда не было. Ну, убрали меня — и что? Все равно возраст подходил.
— Однако разногласия все-таки случались. Известно, например, что осенью 1993 года вы были против роспуска парламента. Но, несмотря на это, как ни удивительно, сохранили свой пост.
— Да, я был единственным в тогдашнем руководстве страны, кто выступил против. Я, кстати, тоже удивился, что он не снял меня тогда с работы. Хотя я прямо в лицо сказал ему, что этот указ преждевременный и ничего хорошего не принесет.
— В нынешних реалиях это невозможно себе представить: глава Администрации выступает против решения президента — и не лишается должности.
— Ну и какие, согласитесь, могут быть обиды, когда вспоминаешь такие эпизоды! Он был совершенно не злопамятным человеком. Очень, как мне кажется, искренним. И совершенно не державшимся за власть.
В августе 1995 года, за полгода до моей отставки, мы очень долго беседовали с ним на эту тему. Он говорил, что очень устал, забросил семью, почти не бывает дома. И поэтому хочет уйти. Не будет баллотироваться на новый срок. Я представил тогда последний аргумент, сказал: «Борис Николаевич, ну а кто после вас-то? Никого же, кроме Зюганова, не видно. Есть у вас какая-то замена?» Он ответил, что замены нет, но это не имеет значения. Он, мол, знает что делает. Это потом, ближе к Новому году, настроение Ельцина резко изменилось: он стал думать не об уходе, а о борьбе. Но в тот момент, мне кажется, готов был отдать власть кому угодно. Даже Зюганову.
— Приходилось слышать, что через некоторое время после своей отставки Ельцин, если называть вещи своими именами, погрузился в депрессию. Вызванную не в последнюю очередь несогласием с тем, какое направление приняло наше политическое развитие.
— Да, я тоже много слышал о том, что его отношение к происходящему было, мягко говоря, нелестным. Тяжелее всего он воспринимал гонения на средства массовой информации, поскольку считал свободу слова в стране своей колоссальной заслугой.