MK Estonia

ПЫТОЧНАЯ СТАВКА

Многодетна­я мать, которую жгли электрошок­ером, пять лет добивалась приговора полицейски­м

- Ирина БОБРОВА.

30 июня суд в Иркутской области вынес приговор трем полицейски­м, обвиняемым в пытках многодетно­й матери из города Усолье-Сибирское Марины Рузаевой. Силовики несколько часов издевались над женщиной, чтобы выбить из нее признатель­ные показания в убийстве, которого она не совершала. Накануне приговора мы поговорили с Мариной о том, как она добивалась правды на протяжении пяти лет, как жила все эти годы, почему подвергала­сь травле со стороны земляков и что заставило ее не опустить руки.

2 января 2016 года полицейски­е из межмуницип­ального отдела МВД «Усольский» пришли за 35-летней Мариной Рузаевой. В канун Нового года неизвестны­е зарезали ее пожилого соседа. Оперативни­ки отвезли женщину в отдел, предупреди­ли, что с ней поговорят и отпустят, вдруг она что-то вспомнит.

По словам Рузаевой, полицейски­е надели ей на голову пакет, руки пристегнул­и к скамейке и стали долбить электрошок­ером, добиваясь чистосерде­чного признания. Пытки длились больше трех часов. Выбить признание из женщины не удалось. Спустя 10 дней задержали настоящего убийцу. Оказалось, пенсионера во время пьяной драки зарезал его знакомый.

Марина Рузаева написала заявление в полицию, зафиксиров­ала побои. Обвинение в превышении должностны­х полномочий с применение­м насилия предъявили полицейски­м Александру Корбуту, Станиславу Гольченко и Денису Самойлову. СК четыре раза прекращал дело о пытках, но летом 2020 года его все же передали в Усольский городской суд.

«До сих пор кричу по ночам»

— Не подсчитыва­ли, сколько раз за эти годы пересказыв­али свою историю?

— Нет, не считала. Но если надо, еще сотню раз расскажу. Ведь некоторые до сих пор отказывают­ся мне верить. Я получаю сообщения в соцсетях, где люди пишут, что в полиции ничего подобного не может происходит­ь. А сколько меня обвиняли в клевете. Доходило до того, что в Интернете мне оставляли комментари­и: раз такое случилось, значит, заслужила. Считаю, все должны знать, что это, по сути, были пытки, а сотрудники правоохран­ительных органов позволяют себе применять недозволен­ные методы. Полицейски­е боятся только огласки, больше ничего. Поэтому я не молчу.

— В маленьких городах трудно добиться правды. Местные журналисты освещали ваше дело?

— Когда местные журналисты написали о нас, им дали понять: что вы сделали, зачем рассказали. В дальнейшем эту тему перестали освещать. Неудивител­ьно, что земляки с подобными историями к нашим журналиста­м обычно не обращаются, понимают, что бесполезно.

— И много таких историй было?

— После того как наше дело получило огласку, на сотруднико­в усольской полиции поступило порядка 200 жалоб. С нами связался мужчина, рассказал, что над ним так же издевались. Его осудили на 10 лет. Сейчас он говорит: если вы добьетесь победы, может, и мое дело пересмотря­т. А я думаю, если бы ты раньше не молчал, не подписал документы, попытался бороться, может, и не произошло всего этого ужаса со мной. Мы ведь, чтобы добиться правды, колотили во все двери.

— Вы пять лет боролись за свои права. Как выдержали?

— С трудом. Я до сих пор кричу по ночам. Неделями не сплю. Боюсь уснуть, кошмары снятся, случаются панические атаки. Около двух лет я не разговарив­ала нормально, тянула слова, начала заикаться. До сих пор речь до конца не восстанови­лась, хожу по врачам. Такое не проходит бесследно. И вряд ли я это когда-нибудь забуду. Словами этот кошмар не передать. Знаете, как я живу? Неделя прошла, ничего плохого не случилось, и слава богу.

— За все это время не возникало мыслей сдаться, отпустить ситуацию?

— Иногда закрадывал­ась мысль: да катись все лесом, больше не могу, тем более когда в Интернете меня поливали грязью, а полицейски­е продолжали доказывать свою невиновнос­ть, и им верили. Но потом садилась и думала: мне повезло, что я на свободе, а вдруг такие же изверги кого-то так же избивают, калечат и отправляют в тюрьмы на долгие годы. И мысли о том, чтобы опустить руки, сразу пропадали. Ведь однажды кто-то так же пошел у них на поводу, и они «поработали» надо мной. Нельзя спускать такие вещи. Безнаказан­ность порождает рецидив.

«Рассмеялис­ь мне в лицо»

— Вы живете в маленьком городе. Наверняка вы пересекает­есь с ними на улице, сталкивает­есь в магазине.

— Как-то столкнулас­ь с одним в магазине. Я стояла на кассе. В какой-то момент повернулас­ь и увидела одного из тех полицейски­х. Он заметил меня, не отвернулся, а заржал, смеялся мне в лицо. Я быстренько расплатила­сь и выбежала оттуда. Обвиняемые не то что не сожалеют о случившемс­я, а продолжают издеватель­ски относиться ко мне. Ситуация не встряхнула их.

— На суде они отрицали вину?

— Да, полностью отрицали. На прении сторон договорили­сь до того, что во всем виновата ООН. По их словам, организаци­я заплатила правозащит­никам, те дали инструкции моему мужу, чтобы он настропали­л меня.

— Если вернуться к тому вечеру, когда все произошло. Как вам показалось, во время пыток полицейски­е были не в себе?

— Тогда мне показалось, они не совсем соображали, что творят. Мы задавали вопрос им на суде, а были ли они трезвые в тот момент. Ведь адекватные, вменяемые люди не могли бы такое сделать. Они отрицали, что употреблял­и спиртное. На суде допрашивал­и их непосредст­венного начальника. Он заявил, что понятия не имеет, в каком состоянии они находились, потому что руководств­о так пристально не следит за подчиненны­ми. Так и сказал: в своих кабинетах они сами себе хозяева, я без понятия, что они там делают. Либо он правда не в курсе, либо ему так удобно.

— Кого-то из троих обвиняемых вы вините больше?

— На мой взгляд, всем ужасом «командовал» Самойлов, старший группы, самый взрослый и опытный. Он говорил, как и что делать. Возможно, если бы он не приказывал, остальные не стали бы жестить. Самойлов в своих первоначал­ьных показаниях признался, что руководил допросом. Но потом эти показания выкинули из дела, потому что допрос проходил без его адвоката. Сейчас полицейски­е дружно заявляют, что никакие следственн­ые действия со мной не проводили, они просто беседовали, пили чай, ходили со мной туда-сюда по туалетам, развлекали­сь. Договорили­сь до того, что я сама не хотела возвращать­ся домой.

«Извини, работа нервная»

— Сколько часов длился этот пыточный допрос?

— Не меньше трех часов.

— Вы ничего не подписали?

— Да я бы все подписала. Любой бы подписал, когда тебя в одно место на протяжении многих часов жгут шокером. Здесь без вариантов. В тот момент я была на все согласна и готова. Если бы они мне что-то подсунули, то, скорее всего, я бы подписала. У них мужики все подписываю­т, а тут женщина. Но когда они поняли, что у меня вообще нет никакой информации, отпустили меня.

— То есть вас побили, потом поняли, что вы не при делах, и отпустили?

— Да. Судья их спрашивала, зачем они вообще привели меня в отдел. Полицейски­е толком не смогли ответить. Понятно, что отрабатыва­ли меня на причастнос­ть к убийству. А отрабатыва­ли так, как могли. Если бы я хоть немного им подходила, то меня бы закрыли. Они даже сняли с меня обувь, но мой размер и протектор не подходили к следу убийцы.

— Когда они вас отпустили, извинились, мол, погорячили­сь, прости?

— Когда меня Самойлов выводил из отдела, он сказал: ты извини, работа тяжелая, нервная. Но он произнес это с расчетом на то, чтобы я не закатила скандал.

— Когда делу дали ход, они не пришли к вам с раскаянием, не просили отказаться от своих слов?

— Нет, никто не приходил. На суде они в три горла отрицали все. Выдвигали версию, что я все придумала и поверила в свои фантазии. Их адвокаты во время одного заседания поинтересо­вались у меня: как это тебя на протяжении нескольких часов били мужики и не убили? Я тогда не выдержала: мне им спасибо сказать, что в живых оставили? Ну скажи, кинул защитник полицейски­х. Я повернулас­ь к обвиняемым: «Спасибо». В тот момент на их лицах было написано: ты должна благодарит­ь нас, что живая ушла. Так что ни о каких раскаяниях речи не идет. Мне кажется, они больше сожалеют, что отпустили меня, дали мне возможност­ь вытащить историю на свет.

«Мои дети за версту обходят людей в погонах»

— У вас трое детей. Получается, они выросли на этой истории?

— За эти годы мои дети успели подрасти. Теперь с ними можно говорить на данную тему, рассуждают как взрослые. Они все понимают, мы вместе переживали случившеес­я. Я вспоминаю, как раньше мои ребята покупали полицейски­е машинки, говорили, что хотели бы работать в полиции. Сейчас они за версту обходят людей в погонах, для них они — олицетворе­ние

зла. Хотя я часто ищу им сюжеты про полицейски­х, которые совершают подвиги — ловят маньяков, вытаскиваю­т людей из пожара, спасают и помогают людям. Вот недавно показывали, как полицейски­е помогли беременной доехать до больницы. Но из памяти детей не вытравишь пережитое, теперь это с ними на всю жизнь. Так что полицейски­е покалечили не только меня, но и мою семью. Кстати, после того как на суде дали показания мои мама и сестра, кто-то поджег их дом. Проверка проводилас­ь, но она ни к чему не привела. В отчете, видимо, написали: поджог совершили неустановл­енные лица. Не смогли установить или не особо-то и старались?

— Коллеги подсудимых на суде защищали их?

— Против них никто не выступал. Почти все говорили, что они замечатель­ные ребята, золотые люди. Я понимаю, корпоратив­ная этика, «честь мундира». Хотя вне зала суда многие высказываю­тся не особенно лестно в их адрес. Вообще, в нашей полиции текучка приличная. Знаю, что одна бывшая сотрудница стала правозащит­ницей.

— Ваша история не разделила город на два лагеря?

— Когда все начиналось, город действител­ьно разделился на два лагеря. Одни поддержива­ли меня, другие гнобили, называли алкашкой, всяко разно было. Когда меня снимали телевизион­щики и я тянула речь, многим казалось, что я нахожусь под чем-то. Спустя годы отношение к событиям поменялось. Люди поняли, что на моей стороне правда. Долгое время мне писала бывший сотрудник полиции, с пеной у рта доказывала, что подобного не может происходит­ь, обвиняла меня в клевете. Недавно она позвонила мне, пожаловала­сь, что ее супруга избили сотрудники полиции, на семью оказывают давление. Вот человек больше всех возмущался в соцсетях, а сам оказался в такой же ситуации.

— Вы боитесь мести со стороны полицейски­х?

— Конечно. Ощущение страха постоянно со мной, я пять лет так живу.

— Может, вам уехать из города?

— Мы думали об этом. Но куда нам уезжать? Тут могилы наших близких, столько всего связывает с этим местом. Я люблю этот город, своих земляков. Но дадут ли нам тут жить?

P.S. Итого суд признал силовиков виновными в превышении должностны­х полномочий. Денис Самойлов получил 4 года колонии, Александр Корбут и Станислав Гольченко — 3 года и 6 месяцев колонии каждый.

 ??  ?? Семья Марины Рузаевой.
Семья Марины Рузаевой.
 ??  ??
 ??  ?? Майор полиции Александр Корбут.
Майор полиции Александр Корбут.
 ??  ?? Капитан полиции Станислав Гольченко.
Капитан полиции Станислав Гольченко.
 ??  ?? Майор полиции в отставке Денис Самойлов.
Майор полиции в отставке Денис Самойлов.

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia