БОМБЫ ДЛЯ СТАЛИНА
Ночь на 22 июня 1941 года стала «черным рубежом» для СССР, положившим начало жестокой войне. Ночь на 22 июля 1941-го оказалась еще одним «черным рубежом» для Москвы, за которым столица превратилась в по-настоящему воюющий город. 80 лет назад немецкая авиация совершила первый массированный налет на Белокаменную. С этого началось грандиозное противостояние летчиков люфтваффе и московской противовоздушной обороны. Некоторые его обстоятельства до сих пор остаются малоизвестными.
Немецкое командование надумало «сыграть в красивые цифры»: первый мощный удар с воздуха по столице решили нанести ровно через месяц после начала военных действий против русских — в ночь с 21 на 22 июля. Несколькими днями ранее, 19 июля 1941 года, Гитлер подписал директиву №33 «О дальнейшем ведении войны на Востоке». В документе декларировалась задача: начать воздушные налеты на Москву. Фюрер хотел, чтобы его асы сровняли Москву с землей.
Один из руководителей этой операции, командующий 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Кессельринг, был уверен, что серьезных проблем у его подчиненных не возникнет. «Мои авиаторы! Вам удавалось бомбить Великобританию, где приходилось преодолевать сильный огонь зениток… отбивать атаки истребителей. И вы отлично справились с задачей. Теперь ваша цель — Москва. Будет намного легче. Если русские и имеют зенитные орудия, то немногочисленные, которые не доставят вам неприятностей... Они… совершенно не имеют ночной истребительной авиации. Вы должны... подойти к Москве на небольшой высоте и точно положить бомбы. Надеюсь, что прогулка будет для вас приятной».
В действительности все оказалось с точностью до наоборот. Обер-лейтенант Г.Бетхер, один из лучших летчиков бомбардировщиков люфтваффе: «Из всех вылетов, которые я совершил на Востоке, самыми трудными оказались ночные налеты на Москву. Зенитный огонь был очень интенсивным и велся с пугающей кучностью».
Фугас в Кремле
Движение в сторону Москвы армады самолетов люфтваффе выявили, когда вражеские бомбардировщики находились еще далеко от города.
«Назначенные для удара по Москве бомбардировочные эскадры взлетели вечером 21 июля с аэродромов оккупированной территории СССР, — пояснил полковник Василий Голотюк. — Их передовые эшелоны в 21 час были обнаружены постами ВНОС на линии Рославль — Смоленск. Об этом сообщили И.В.Сталину, который прибыл на командный пункт ПВО. Там командующий Московской зоной ПВО генерал-майор М.С.Громадин доложил обстановку: большие группы немецких бомбардировщиков (около 220 самолетов) движутся к столице четырьмя колоннами.
На подступах к Москве бомбардировщики рассредоточились и стали выходить на маршруты к заранее назначенным им целям. Населению Москвы была объявлена воздушная тревога.
Отражение налета велось всеми силами и средствами 1-го корпуса ПВО. Истребители 6-го авиакорпуса вступали в бои на подходах к городу в световых прожекторных полях и за их пределами, определяя врага по выхлопам работающих моторов. Всего в ту ночь нашими летчиками было выполнено 173 вылета, проведено 25 боев. Зенитная артиллерия, пулеметы вели стрельбу по освещенным и обнаруживаемым немецким самолетам…»
В итоге добиться сколь-нибудь значимого результата немцам не удалось.
С 22 июля до середины августа было 18 массированных налетов. Из 1700 вражеских самолетов к городу смогли прорваться не более 70. А к окончанию Московской битвы (20 апреля 1942 г.) войсками ПВО Москвы отражено 125 налетов фашистской авиации, в которых участвовало свыше 7000 самолетов. Из них 1086 сбито на подступах к столице. Все-таки прорвавшиеся к городу вражеские самолеты сбросили на него 1610 фугасных и 110 тысяч зажигательных авиабомб…»
Некоторые из этих страшных немецких «подарков» упали на Кремль. Как удалось выяснить, в общей сложности туда угодило 15 фугасных бомб и 2 осветительные, полторы сотни «зажигалок» и даже одна наливная бомба (по сути — бочка с нефтью, предназначенная для провоцирования сильного пожара).
Вот что вспоминал нарком Анастас Микоян: «Я знаю всего шесть случаев, когда
Аэростаты заграждения переносят на новые позиции.
авиабомбы попали на территорию Кремля, где я жил и работал весь период войны. Одна бомба попала в Кремлевский дворец, пробила все этажи, но не разорвалась. Одна упала на брусчатку около одной из церквей, разорвалась, но, кроме образовавшейся воронки, ущерба не причинила. Так же не принесла ущерба, кроме воронки, бомба, разорвавшаяся в сквере напротив Оружейной палаты.
Однажды во время совещания, проводимого у меня в кабинете, на втором этаже здания правительства, окна которого выходили на Ивановскую площадь Кремля, около Царь-пушки на брусчатке площади разорвалась бомба. Особых повреждений не было. У меня в приемной часть стекол были выбиты воздушной волной.
Как-то я шел вдоль кремлевской стены по направлению к Спасским воротам. Внезапно я и сопровождающий чекист были сбиты с ног... Оказалось, что бомба взорвалась на Красной площади, около Спасской башни, и убила двух человек».
Свирепый дождь осколков
«Эталонная» — по многочисленным художественным фильмам — картинка авиационного налета: ночное небо расчерчено лучами прожекторов, грохочут выстрелы зениток, а горожане пытаются укрыться от взрывов вражеских бомб. В таком традиционном «раскладе» не учтена важная составляющая: все вышеописанное в действительности неизменно происходило под дождем. Вернее — под смертельно опасным градом. Градом сыплющихся с неба осколков зенитных снарядов, которые выпущены советскими зенитчиками.
Об этом не принято упоминать, но ведь каждый боеприпас, рванувший высоко над землей и не поразивший цель (а таких было абсолютное большинство), вслед за тем летел роем осколков на головы защищаемых.
Вот лишь некоторые цифры: при отражении первого массированного авианалета на столицу зенитные батареи московской зоны ПВО, ведя заградительный огонь и пытаясь сбить обнаруженные немецкие бомбардировщики, выпустили более 16 000 снарядов только среднего калибра. Каждый из них, взорвавшись, дал десятки осколков. Согласно отчетам командования ПВО, зенитной артиллерией в ту ночь удалось подбить 10 «бомберов». Остальная огромная масса снарядов была израсходована фактически на то, чтобы прогнать врага, заставить его свернуть с боевого курса. Такую задачу зенитчики с успехом выполнили, но сотни тысяч осколков выстреленных ими снарядов просыпались на город. Они падали на асфальт, барабанили по крышам, зачастую пробивая кровельное железо насквозь. А некоторые такие «градины»
настигали оказавшихся вне укрытий людей. Везло тем, на кого падал маленький осколок. А если покрупнее…
Удалось найти рассказы о таких эпизодах. Моя бабушка Александра Прокофьевна, всю войну проработавшая в Москве медсестрой, вспоминала случай, произошедший у нее на глазах. В разгар очередного налета замешкавшаяся дома молодая москвичка выкатила из подъезда коляску, торопясь добраться с ребенком до ближайшего бомбоубежища. Однако когда дежурившие на входе в него стали помогать женщине спуститься вниз, кто-то обратил внимание на пятно крови, расплывающееся по кокону с запеленутым крошечным тельцем. Младенец оказался мертв, хотя близких взрывов бомб не было: в него воткнулся прилетевший сверху осколок снаряда зенитчиков.
«Шрапнель зенитных снарядов барабанила по улицам, точно град», — записал английский журналист Александр Верт, находившийся в Москве в командировке.
«…Высовываться из проема двери нам запретили. Могли ранить или убить падающие осколки зенитных снарядов. Случаи такие в Москве были…» — уточнял ветеран, переживший военное лихолетье мальчишкой. В рассказе другого старожила привлекла внимание фраза: «Кругом свирепо падали осколки зенитных снарядов».
Даже приблизительно оценить «побочные» потери от стрельбы своих же зениток при отражении налетов люфтваффе невозможно. Отдельного учета убитых и раненых подобным образом не велось.
«Сигара»-защитница
Инженеры придумали, как превратить аэростат заграждения из пассивного средства защиты в активное. Если неприятельский самолет сталкивался с основным тросом, от возникшего при этом рывка срабатывал механизм, и в дело включался вспомогательный
трос. На нем была заранее подвешена мина. Этот трос, зацепившись за крыло самолета, при его дальнейшем движении вперед подтягивал мину вверх до тех пор, пока она не ударялась о крыло и не взрывалась. Первые упомянутые в документах случаи с поимкой немецкого бомбардировщика аэростатом заграждения датируются 23 июля 1941 года. В ту ночь 2-й воздушный флот предпринял массовую атаку, на Москву двинулось около 150 бомбардировщиков. Силами ПВО эскадры люфтваффе были рассеяны и вынуждены повернуть вспять. К центру города удалось прорваться лишь нескольким «Юнкерсам». В общей сложности немецкая авиация потеряла тогда 15 самолетов. Из этого числа 10 на счету наших летчиковистребителей, три подбили зенитчики, а еще два «бомбера» наткнулись на тросы аэростатов заграждения и рухнули вниз. В общей сложности за время обороны Москвы от налетов немецкой авиации было зафиксировано более 120 подобных эпизодов. При этом почти 40 бомбардировщиков погибло. Среди воиноваэростатчиков, защищавших небо над столицей, оказался и свой герой — сержант Дмитрий Велигура.
Налеты на советскую столицу оказались для фашистских асов отнюдь не «приятной прогулкой»
На рассвете 28 ноября 1941-го после окончания очередного немецкого налета расчет под его командованием
Москва в 1941-м. Зенитки у Театра Красной Армии.
получил приказ спустить вниз «подшефный» аэростат. Когда баллон уже оказался у самой земли и оставалось лишь привязать его, случилось неожиданное. Бойцу, который в это время управлял лебедкой, тянувшей огромную «сигару», в глаз попала просыпавшаяся сверху льдинка. Солдат инстинктивно дернул руку к лицу и отпустил рычаг лебедки! В следующее мгновение ее механизм размолотил крепеж троса, и ничем не удерживаемый аэростат стал подниматься. Велигура, заметив это, кинулся на помощь товарищу. Он уцепился за стропы в надежде, что удастся удержать «взбунтовавшийся» баллон, однако переоценил свои силы. 35-метровая махина оторвала человека от земли и вместе с ним стала подниматься все выше и выше.
Прыгать вниз поздно. Единственный шанс Велигуры на успешное приземление — добраться до выпускного клапана аэростата и стравить газ. Пока он выполнял этот поистине уникальный «аттракцион», пока в результате стравливания водорода баллон начал опускаться, прошло около 3,5 часа, за которые аэростат успел пролететь более ста километров. В итоге окоченевший «воздухоплаватель поневоле» (мороз на высоте стоял под минус 40!) приземлился неподалеку от какой-то воинской части. В его родной части сержанта встретили как воскресшего из мертвых. Ведь это был первый случай в истории воздухоплавания, когда человек сумел выжить при подобных обстоятельствах. За его подвиг Дмитрию Велигуре вручили орден Красного Знамени.
Потери в Белокаменной от вражеских воздушных ударов оказались ощутимыми. При авианалетах погибло более 2000 человек и около 6000 получили ранения. Разрушено и серьезно повреждено почти 5600 жилых домов, 250 школ, 19 театров… Но это все-таки было очень далеко от поставленной Гитлером задачи стереть Москву с лица земли.