игры ТЕРРИТОРИЯ

Как игротерапевты лечат души детей

Ребенок как личность стал интересен обществу совсем недавно — чуть больше двухсот лет назад. До этого дети, как правило, воспринимались всего лишь как уменьшенная копия взрослого. На волне интереса к периоду детства как грибы стали появляться новые профессии: детский психолог, логопед, дефектолог. Игротерапевт — самая молодая из них. А изучение процесса детской игры — особенная тема.

Во всех учебниках по детской психологии написано, что «игра — ведущая деятельность дошкольников». За этой казенной фразой скрывается целый мир. Дело в том, что люди, долго работающие с детьми, давно заметили, что во время игры ребенок высвобождает свои чувства, эмоции, накопленный стресс и страхи. Освобождается все бессознательное, которое так трудно выразить словами. Используя эту особенность в процессе наблюдения за детской игрой, грамотный специалист способен решить целый ряд поведенческих проблем ребенка. Ведь это только кажется, что кроха просто возит грузовик по ковру или укладывает куклу спать. На самом деле в этот момент работает мощнейший механизм изучения действительности, своего места в ней, налаживаются и выстраиваются способы общения со сверстниками, выплескиваются обиды и разочарования. Но любой механизм может сломаться. А область поломки — как раз территория игротерапевта.

Трудности интеграции

Шестилетний Аслан и его мама Фатима — приезжие из Узбекистана. В большом городе они оказались совершенно одни. Но у мамы есть Аслан, а у Аслана — мама. Казалось, эту крепкую связь сложно разрушить. Все в их новой жизни поначалу складывалось удачно: Фатима быстро нашла работу, Аслан пошел в первый класс обычной районной школы. Потекли школьные будни: уроки, домашние задания. Мама рассказывает, что очень много работала и была довольна, что сын занят в школе, много гуляет и, видимо, быстро нашел себе друзей. Вечером, после ужина, мальчик быстро засыпал, без капризов и истерик, как бывало раньше. И мама снова радовалась — у ребенка был насыщенный день, значит, все идет хорошо. Но однажды прямо с работы она была срочно вызвана в школу. У школьного крыльца стояли «скорая» и машина полиции. Из записи полицейского протокола: «Вызов был оформлен в связи с нападением ученика 1-го класса Аслана Г. на одноклассника. Пострадавших нет».

Из записей школьного психолога, принявшего мальчика сразу после случившегося: «Ребенок крайне возбужден, наблюдаются множественные тики (глазные, навязчивые движения руками), не говорит, на вопросы не отвечает, визуального контакта установить не удалось».

А произошло вот что: на перемене мальчик внезапно схватил железную линейку и, крича что-то не по-русски, приставил ее к горлу одноклассника Игоря К. На этом этапе детей разняли, были вызваны школьный психолог, «скорая» и полиция. Фатима также не смогла прояснить причин произошедшего, настаивая на том, что Аслан никогда не проявлял признаков агрессии, был добрым, отзывчивым и контактным мальчиком. Первоначальная психиатрическая проверка не нашла каких-либо отклонений, и Аслан был направлен к детскому клиническому психологу. «Работа с психологом, — рассказывает Фатима, — нам не дала ничего. Аслан вообще не шел на контакт. Мой мальчик после этого случая стал совершенно не похож на болтливого, жизнерадостного ребенка, которого я знала. Психолог настаивала: невозможно выбрать метод лечения, не определив, какие причины привели к такому поступку сына».

И тогда маме Аслана было предложено попробовать метод игротерапии.

— У игротерапевта была собака колли, — вспоминает Фатима с улыбкой. — Именно она сдвинула дело с мертвой точки. Когда мы в первый раз пришли на прием, навстречу нам выбежало большое лохматое чудовище, которого, на удивление, Аслан совсем не испугался. Он вскрикнул: «Собака!» — и это были его первые слова за прошедший месяц. Однако после этого мальчик снова замолчал почти на три месяца. «Ровно столько мы ходили на терапию. Я совершенно не понимала, что там происходит, поможет ли это моему мальчику».

Комментарий игротерапевта, занимавшегося с Асланом:

«Ко мне на прием привели мальчика 7 лет, который не разговаривал, не шел ни на эмоциональный, ни на зрительный контакт. При первой встрече единственной активной реакцией было восхищение моей собакой. Я приняла решение, пока это будет необходимо, все терапевтические сессии проводить с присутствием животного. Первые несколько занятий ничего не происходило: все 50 минут мальчик сидел на полу рядом с собакой, гладил ее, кормил вкусняшками из зоомагазина. На третьем занятии я привычно завела собаку в комнату и заметила, что Аслан не сел рядом с ней, как обычно, а напряженно стоит напротив моего рабочего стола. Он вытащил из кармана вчетверо сложенный лист и молча подал его мне. На листе была очень узнаваемо нарисована моя колли Люся. Это был прорыв! Последующие занятия мы с Асланом строили на рисовании, я пыталась вывести на лист бумаги причину его неожиданной агрессии в школе. Я подозревала буллинг на национальной почве, так как мама рассказала, что в классе он был единственным ребенком-мигрантом. Но рисование без словесного сопровождения — плохой помощник в решении этой задачи. А Аслан упорно молчал. Второй, решающий прорыв случился уже тогда, когда я начала готовить документы в специализированную клинику коллегам с пояснениями, что ребенок неконтактен и требует медикаментозного лечения со стороны психиатра. Я предложила Аслану поиграть с мягкими игрушками — игра заключалась в том, что друзья-динозавры (я предложила мальчику четыре одинаковые игрушки) ждут в гости большого доброго птеродактиля, который долго путешествовал где-то за горами, за морями. Мы вместе с Асланом приготовили угощение, накрыли стол. Все действия я комментировала одна, Аслан хоть и принимал участие в игре, но упорно молчал, периодически издавая мычащие звуки. И вот пришел в гости птеродактиль. Все друзья здороваются с ним, спрашивают, как дела, как здоровье, и приглашают к столу. На этом этапе игры мальчик стал заметно более напряженным. Персонажи, символизирующие друзей динозавров, которыми я предложила Аслану управлять, так и не подошли к гостю. Неожиданно обеими руками, в которых были игрушки, Аслан ударил птеродактиля и закричал: «Уходите! Ты чурка, и мама твоя чурка!» Потом, видимо, перешел на родной язык. Началась истерика, мальчик плакал, его трясло. Я позвала маму, с которой мы успокоили мальчика. Когда Аслан пришел в себя, мы продолжили играть уже вместе с ней. Птеродактиль спросил динозавров: зачем вы меня обижаете? Я такой же, как вы, я тоже динозавр. Аслан, как заклинание, твердил «чурка, чурка», периодически впадая в состояние, похожее на транс, взгляд становился «стеклянным», кулачки неконтролируемо сжимались и разжимались. Это состояние мальчика было очередным прорывом. Аслан заговорил, и можно было продолжать терапию, уже надеясь на какой-то позитивный результат».

Сегодня Аслан уже давно вернулся в школу, прекрасно учится в третьем классе, у него есть друзья.

«Только никому не говори»

Встреча ребенка с игротерапевтом всегда похожа на лотерею. Никогда невозможно угадать, поможет этот способ психологической коррекции ребенку или нет и что станет триггером исцеления маленького пациента. Какая методика подойдет именно ему, возможно оценить только во время самого занятия. Как правило, игротерапевт работает на интуиции, на безоговорочной настройке на состояние конкретного ребенка. Методика и форма игры выбираются также «здесь и сейчас» в зависимости от того, как и на каком уровне доверия готов общаться ребенок. Порой бывает так, что игротерапевт меняется ролями с ребенком. И это тоже методика. Такая нестандартная инверсия случилась при работе с пятиклассницей Софией.

За свою короткую жизнь София пережила много трагических событий. Сначала в автомобильной катастрофе погиб ее папа, а через два года от длительного онкологического заболевания умерла мама. Девочку с 7 лет воспитывают бабушка и дедушка, они всю жизнь проработали в образовании и примерно представляли, как вести себя с ребенком, пережившим подобную травму. Чтобы заместить переживания положительными эмоциями, Софию отдали во всевозможные кружки — рисование, акробатика, музыка. Девочка много путешествовала с дедушкой по стране. И все бы было хорошо, но в школе при прекрасных знаниях она еле перебивалась с «двойки» на «тройку», а в классе никак не находились друзья. Дома поведение Софии было похоже на маятник — вот она спокойно играет с куклами, но заходит в комнату бабушка с каким-то вопросом, и девочку будто подменили — в бабушку летит кукла, крик, истерика, требование закрыть дверь и не мешать. Все эти выпады бабушка сваливала на приближающийся подростковый возраст с его гормональными бурями. Однако на всякий случай решила обратиться к детскому психологу.

Комментарий психолога, работавшего с Софией:

«При работе с травмой, связанной с потерей родителей, нам важно не обесценить горе ребенка, показать, что он имеет полное право пройти все стадии этого процесса, что ничего стыдного в этом нет. Мы объяснили бабушке, что, переключая ребенка на «мирные» события, они тормозили прохождение этих этапов. Стресс копился. Не имея возможности выплеснуть чувства, поделиться, девочка как могла отзеркаливала свое состояние на бабушку. Доступным ей способом — агрессией, непослушанием, нежеланием учиться. Чтобы все-таки высвобождение эмоций случилось, к работе подключили игротерапевта».

Комментарий игротерапевта:

«Процесс проживания горя очень тонкий, и дети, в отличие от взрослых, проходят его иначе. У маленького ребенка еще недостаточно жизненного опыта, чтобы принять случившееся, нет инструментов для понимания, как себя вести, как реагировать на потерю. Формирование эмоционального интеллекта к 7 годам вообще еще не завершено. Понятно, что, когда на Соню все это обрушилось, она оказалась в полном вакууме, без возможности к кому-либо обратиться за помощью, бабушку и дедушку она практически не знала. С самых первых занятий я предложила Соне поменяться ролями, поиграть в такие «дочки-матери» наоборот — я буду девочкой, а она — мамой. Так как напрямую меняться ролями было достаточно опасно для психологического состояния Сони, я предложила играть куклами. Куклы «мама» и «папа» — у Сони, кукла «дочка» — у меня. Идея Соне очень понравилась. Дочка ходит в школу, рассказывает, как прошел день. Мы вместе готовили еду, делали уборку, ходили в магазин. Девочка начала понемногу раскрываться, в ее активном словаре появились слова «люблю», «скучаю». Через три недели, в одну из последних встреч, произошло событие, которое продолжило нашу работу уже на совсем ином уровне. По сюжету игры мама с папой зачем-то выходят из комнаты, а девочка остается играть в своей. Неожиданно Соня попросила побыть на минутку «дочкой». Конечно, я согласилась. Девочка увлеклась: много комментировала свои действия, расчесывала кукле волосы, рассказывала о собаке, которую завтра купит ей папа, что-то напевала. «А теперь дочка пойдет купаться» — с этими словами Соня с ожесточением воткнула кукле расческу между ногой и животом. Сказать, что я была в шоке, — не сказать ничего. Надо было как-то реагировать. Мне удалось взять себя в руки и спросить ребенка, почему она это сделала. Соня улыбнулась и ответила: «Дедушка мне обещал собаку. Только ты никому не говори». Ни о каком прекращении занятий теперь нельзя было и думать».

Протокол занятий с психологом и игротерапевтом был передан в социальные службы, полицию и медицинское учреждение, где наблюдалась Соня. Оказалось, что в течение двух лет девочка систематически подвергалась сексуальному насилию со стороны дедушки. Как часто бывает, бабушка об этом ничего не знала.

Во время своей работы игротерапевты порой делают неожиданные, шокирующие открытия. Никогда точно не знаешь, куда приведет тебя детская игра и какие кошмары скрываются под невинной улыбкой...