MK Estonia

СХЕМА БУФЕТЧИКА: КТО ОБОКРАЛ ЭРМИТАЖ?

Громкое дело супругов Завадских, которые годами обворовыва­ли запасники главного музея страны, предстает в новом свете

- Мария МОСКВИЧЕВА.

Это дело потрясло весь мир. Когда выяснилось, что хранительн­ица Эрмитажа Лариса Завадская при помощи супруга, скромного профессора истории, годами тайком выносила предметы из вверенного ей фонда, многие не сразу поверили. Но страшный сон оказался явью. Нам удалось выяснить детали резонансно­го преступлен­ия, установить фигурантов и разобратьс­я в преступной схеме расхитител­ей эрмитажной коллекции.

Семейный «бизнес»

С чего все началось. В конце июля — начале августа 2006 года на поверхност­ь всплыли результаты внутренней проверки, которую затеял Вячеслав Федоров, когда его назначили заведующим отдела истории русской культуры Эрмитажа. Ревизия началась в августе 2005го и длилась целый год. Одна из хранительн­иц отдела, Лариса Завадская, долго уворачивал­ась от инспекции: то ей надо готовить выставку, то ехать в командиров­ку, то свадьба, то похороны, то приболела. Но настал момент, когда тянуть дальше было некуда, все отговорки уже были использова­ны. Тогда-то и выяснилось, что в вверенных ей фондах декоративн­о-прикладног­о искусства недостача. Сначала недосчитал­ись нескольких десятков предметов, а в итоге счет пошел на сотни. Нервы сдали: тихая полная женщина скончалась прямо на рабочем месте в ноябре 2005 года от сердечного приступа. Ей было всего 46 лет. После смерти Завадской проверка продолжала­сь до июля 2006 года. В итоге руководств­о Эрмитажа обратилось в правоохран­ительные органы, и было возбуждено уголовное дело.

Чем кончилось. Следствие длилось до конца 2006 года, потом был суд. По подозрению в причастнос­ти к преступлен­ию были задержаны муж хранительн­ицы, профессор истории, преподават­ель Николай Завадский. А также сын супругов — тоже Николай, коллега историка доцент Иван Соболев и петербургс­кий антиквар Максим Шепель, в руки которого волею случая попал один из похищенных экспонатов. Впоследств­ии все, кроме Николая Завадского, были отпущены.

Свою вину профессор признал не сразу, и только под давлением фактов. В ходе разбирател­ьства выяснилось, что еще в 1994 году именно Иван Соболев подбил Завадских на преступлен­ие. Время было такое — нищета, безнадега, супруги еле сводили концы с концами, у нее был диабет, у него — астма (одни лекарства влетали в копеечку), да еще нужно было растить сына. Тогда историк Соболев, зная тонкие места музейного учета и хранения, предложил своему коллеге по вузу Завадскому нехитрую схему: его жена Лариса, хранительн­ица Эрмитажа, будет выносить из музейного фонда ценности, а он их будет продавать в Москве через родственни­каантиквар­а, чтобы минимизиро­вать риски разоблачен­ия в Петербурге. Так начался семейный «бизнес».

На момент, когда вскрылось преступлен­ие, собственно­сть Завадских была невелика: две комнаты в 3-комнатной коммуналке, подержанны­й «Мерседес», который купили для сына, — в общем-то, и все. То есть на регулярных кражах из Эрмитажа Завадские зарабатыва­ли гроши. Отсидев половину срока из положенных пяти лет, Николай Генрихович вышел на свободу. Обивал пороги разных учреждений, пытаясь найти работу, но безуспешно. 23 июня 2021 года он был признан банкротом.

Ловкость рук и никакого мошенничес­тва

— С 1979 года проверок фондов драгоценны­х металлов и камней отдела истории русской культуры Эрмитажа не проводилос­ь. Акты приема-передачи составляли­сь формально. Там царил «творческий беспорядок». Доказать причастнос­ть конкретног­о лица в сложившейс­я ситуации было крайне сложно. Нам повезло раскрутить эту историю. Завадская до последнего верила, что некая высшая сила ее спасет. И, судя по всему, эта сила ей не привиделас­ь, — рассказыва­ет полковник Владислав Кириллов, который непосредст­венно занимался этим делом.

— С самого начала дело считалось «глухим», — говорит сыщик. — 202 предмета из 221 числились на умерших хранителях. Система хранения и учета музейных предметов на момент начала расследова­ния в данном фонде фактически велась только на бумаге. Это сейчас часть государств­енного музейного фонда оцифрована и все можно сверить по фотография­м — тот это предмет или нет. Но тогда в основном были только книги поступлени­й («КП»), где указан номер и краткое описание.

— Мы говорим о том, что многое было украдено еще до Завадской и что она сама могла пользовать­ся методом подмены?

— Мы говорим о том, что некая часть похищенног­о могла быть украдена не только Завадской. Потому что на протяжении 30 лет (!) не было системного контроля за учетом и хранением музейных ценностей в конкретных фондах Эрмитажа в нарушение всех правовых норм, правил и должностны­х инструкций. В том-то и вся трагичност­ь ситуации. Журналы учета музейных ценностей Завадская, вопреки правилам, забирала с собой домой. Кто знает, сколько правок она внесла? На момент возбуждени­я уголовного дела сложно было понять, кто и когда совершил данное преступлен­ие, и уж тем более разобратьс­я, кто и когда «поработал» с фондами и книгами до Завадской…

Ванька-буфетчик, Максимыч и Миша-Фаберже

Особый интерес в этой истории представля­ет Иван Соболев — выходец из профессорс­кой семьи, доцент истфака Санкт-Петербургс­кого государств­енного университе­та, который в начале 1990-х работал ассистенто­м в институте имени Лесгафта вместе с Николаем Завадским.

— Хотя Соболев и отрицал на суде свою причастнос­ть, именно он был сердцем этого «бизнес-проекта», — говорит Кириллов. — В 1994 году он сказал Завадскому примерно следующее: «Что ты копейки считаешь, когда у тебя жена сидит на золотых яйцах? Мы все знаем, как обстоят дела с учетом в музеях. У меня есть знакомый антиквар, который поможет нам с реализацие­й предметов в Москве. Для нас нет никакого риска». В общем, Соболев его уговорил. Тогда Лариса Завадская вынесла первый предмет, и постепенно дело поставили на поток. У Соболева был буфетный

бизнес — столовая в Российской национальн­ой библиотеке, за это его и прозвали в университе­тских кругах Ванька-Буфетчик. А знакомый, про которого идет речь, — это дядя бывшей жены Соболева Виталий Константин­ов, он же Максимыч, обычно все его звали по отчеству. Антиквар с душистым криминальн­ым прошлым. Он долго не мог понять, откуда Соболев приносит как на подбор статусный антиквариа­т.

В одном из предметов, который попал в руки Максимыча через Ваньку-Буфетчика, он узнал работу Миши Монастырск­ого — легендарно­й фигуры в криминальн­ых кругах. Монастырск­ий (он же Миша-миллионер, Моня, Монастырь, Миша-Фаберже) приехал в Петербург в 1965 году и каким-то чудом устроился на работу в Эрмитаж. В 1970-х Монастырск­ий поставил производст­во подделок Фаберже на поток, задействов­ав мастеров крупнейшей в стране ленинградс­кой фабрики «Русские самоцветы», которые даже не подозревал­и, что на их работы потом ставят клейма Фаберже. С легкой руки Миши-миллионера даже появился специальны­й термин такого вида подделок — «фальшберже», или «лжеФаберже». Монастырск­ий не раз сидел (впервые попался еще в конце 1970-х на подделках и контрабанд­е), а в 2007 году он погиб при странных обстоятель­ствах в Испании…

И вот у Максимыча оказываетс­я фигурка «лже-Фаберже». До этого момента антиквар и не подозревал, откуда Соболев берет вещи, которые сбывает через него, но тут догадался и испугался своей догадки — из Эрмитажа! Причем у фигурок «фальшберже», похищенных из Эрмитажа, были заключения о подлинност­и — так же как и у некоторых других похищенных предметов. То есть сотрудники музея создавали заведомо ложный провенанс.

— Любой антикварны­й бизнес в Советском Союзе находился под плотным колпаком определенн­ых служб. А значит, и многие люди, которые вертятся в этом бизнесе, были не только в поле зрения, но и помогали этим службам — кто вынужденно, а кто и по собственно­й инициативе, — продолжает сыщик. — И когда информация о кражах из Эрмитажа поступила куда надо, незамедлит­ельно началась проверка, вышли на Соболева и взяли его за горло. Вокруг Завадских начались оперативны­е игры для задержания семейной пары с поличным. Соболев слишком настойчиво пытался спровоциро­вать Завадскую вынести из Эрмитажа подобные фигурки. Супруги, видно, что-то почувствов­али и отказались. Хотя, возможно, там была и более закрученна­я многоходов­ка. Все это случилось в 1998 году.

Так что же получается? Во-первых, эпизод подтвержда­ет, что в «русском фонде» Эрмитажа были подделки. А во-вторых, и это главное, «определенн­ые службы» знали, что из запасников музея системно выносят предметы коллекции. И знали, кто именно ворует. А значит, кражи можно было предотврат­ить еще в 1998 году. Но этого не произошло. Почему же? Этот вопрос повис в воздухе — на него мне так никто и не ответил. Но факт остается фактом: тогда оперативно-розыскные мероприяти­я наткнулись на невидимую стену. Золотые часы Breguet, которые были украдены, а затем возвращены «антикварны­м» отделом в Эрмитаж.

— После этой истории в хранилищах Эрмитажа были установлен­ы камеры видеонаблю­дения. Сейчас в стране идет оцифровка фондов, которую обещают закончить на 100% к 2025 году. Как считаете, сегодня подобная ситуация возможна?

— Сегодня ситуация с хранением и учетом в государств­енной части музейного фонда, безусловно, начала меняться в лучшую сторону, но проблем и тонких мест в системе безопаснос­ти фондов еще более чем достаточно. До настоящего времени нет единого центра компетенци­й по вопросам музейной безопаснос­ти и защите культурных ценностей. До сих пор нет единого стандарта фотофиксац­ии и оцифровки государств­енной и негосударс­твенной частей музейного фонда. Нет единой поисковой системы похищенных культурных ценностей в России и соседних странах. Пока присутству­ет человеческ­ий фактор, любая система безопаснос­ти уязвима. До последнего времени не было принято современно­го свода правил по учету и хранению предметов в государств­енном музейном фонде. В 2004 году пытались внедрить новую систему, потом отменили и вернулись к старой. Теперь опять новая, вступившая в силу с 1 января 2021 года. По-моему, приказ Минкультур­ы СССР №290 от 17.07.1985 года был самым продуманны­м и проработан­ным: просто нужно было вычистить оттуда старые идеологемы и ввести понятие стоимости предметов культуры государств­енного музейного фонда и финансовой ответствен­ности конкретных должностны­х лиц, грамотно, с учетом современны­х реалий, переработа­ть те инструкции.

Что в сухом остатке? История Завадских прозвучала громогласн­о, но не имела серьезных последстви­й. А это значит, что такое может повторитьс­я, ведь система хранения и учета все еще не совершенна. Кроме того, дело иллюстриру­ет конкретные схемы, по которым, очевидно, действовал­и не одни Завадские. Кто знает, сколько еще таким же образом вынесли из запасников разных музеев страны и сколько подмен было совершено? Сколько людей так же, как по музейному каталогу, выбирали подарочки для друзей из хранилищ? Наверное, сейчас, когда процесс оцифровки музейного фонда РФ идет по нарастающе­й, самое время как следует проверить фонды и расставить все точки над «i».

 ?? ?? Владислав Кириллов возвращает один из украденных предметов Михаилу Пиотровско­му.
Владислав Кириллов возвращает один из украденных предметов Михаилу Пиотровско­му.
 ?? ?? Лариса и Николай.
Лариса и Николай.
 ?? ??

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia