ЧЕЛОВЕК СТРАШНЕЕ ЛЮБОГО
Сергей ЛУКЬЯНЕНКО: «Люди, к сожалению, обладают способностью убивать ради абстрактных идей»
Произведения Сергея Лукьяненко были знакомы отечественному читателю задолго до выходов на широкий экран дневного и ночного «Дозоров». Писатель, родившийся в столице Казахской ССР, начинал в перестроечное время с публикаций в литературных журналах, и в первую половину 90-х годов, до переезда в Москву, успел создать и опубликовать несколько романов. В 1998 году, уже на новом месте, Лукьяненко положил начало «дозорной» серии. До момента, когда о нем узнала вся страна, оставалось 6 лет. Но, став культовым фантастом, Сергей Васильевич нисколько не заболел «звездной болезнью».
— Сергей Васильевич, с начала пандемии насколько изменилась ситуация в России и в глобальном масштабе? Коронавирусу удалось нас удивить?
— Я немного недооценил COVID-19. Был уверен, что за год будут созданы вакцины. Это случилось. Далее я рассчитывал на достаточно масштабное их применение. Это отчасти случилось. Ннадеялся, что ситуация, по крайней мере в развитых странах, сгладится.
К сожалению, вмешалось несколько факторов. Сам вирус оказался более активным. А народ у нас не готов к вакцинации. В советское время всем сказали бы: делаем прививку, и все бы пошли. Но тут развернулась мощная антипрививочная кампания. Я не думал, что столько людей будут выступать против. У нас и по всему миру массовая вакцинация провалена. Там, где она не провалена, обстановка стабилизировалась, но вирус по-прежнему представляет опасность. И мы по-прежнему пребываем в подвешенном состоянии. Теперь я прогнозирую, что так все будет еще года полтора-два.
— Вернемся ли мы вообще когданибудь к нормальной жизни? Или изменения необратимы?
— Все будет, как раньше, но далеко не после того, как будет побежден вирус. Эпидемия стала хорошим поводом для всех стран пересмотреть внутреннюю и внешнюю политику. И отказаться от идей глобализации, хотя от них отказываться вроде как неудобно, потому что они приняты в качестве основного вероучения. Но все поняли, что глобализация зашла в тупик. Миграционные процессы не приносят ожидаемого результата. Неравенство между богатыми и бедными державами не уменьшилось. Идея унифицировать все и вся оказалась не столь привлекательной на стадии ее реализации. И коронавирус позволил это все потихоньку прекратить.
— «Корона» показала, что никакой «единой Европы» не существует?
— Единый мир — это забава для сытых времен и богатых стран. Когда все было хорошо и уровень жизни высок, можно было поиграться в Единую Европу, и, в принципе, это было позитивно. Даже для тех государств, где население не очень радостно это сближение воспринимало. Мы видим огромное количество построенных за счет общеевропейского бюджета дорог и других инфраструктурных объектов. В Италии, Португалии, Греции, в относительно бедных государствах ЕС, где далеко не все жители были за интеграцию. И в Германии, несущей на себе основную часть расходов Евросоюза, рядовые бюргеры тоже были недовольны. Но по другой причине. Тем не менее ФРГ получила то, о чем мечтала, — главенствующее положение на континенте, причем на этот раз без всяких войн.
Это было славно, но, как только поприжало, все вспомнили, что у них есть границы и свои интересы. Обострились существующие противоречия, ранее «заметенные под ковер». Это очень напоминает то, как распадался Советский Союз, где декларативно быи полное единство, дружба и братство народов. Но стоило чуть в магазинах допустить опустение и без того небогатых полок, как все ввели талоны, собственные деньги и начали друг от друга изолироваться.
— Пресса вас постоянно «достает», так как все верят, что фантасты — это такие «кассандры», способные заглядывать в грядущее. Раз Жюль Верн предсказал столько технических открытий, а Герберт Уэллс предвидел мировые войны, то и Лукьяненко знает что-то особенное о дне завтрашнем. Насколько реальны пророческие сверхспособности авторов, работающих в фантастическом жанре?
— Конечно, это преувеличение. И, кстати, Жюль Верн не так много предсказывал. Он был литератором «ближнего прицела», популяризатором. Брал существующие изобретения и доводил их до красивого воплощения. Вот есть маленькая чахлая подводная лодка, а я представлю ее огромной с роскошными каютами, танцевальными залами и беглым польским боярином капитаном Немо. (Правда, Верну потом издатель сказал, что российский рынок очень большой и важный, и не надо делать главного героя сбежавшим от злого русского царя.)
А вот Уэллс на самом деле предвидел огромное количество вещей. Он описал ядерную войну, медицинские эксперименты над людьми, мутации... Разве что человеканевидимку люди еще не создали. А так он действительно предвидел научные идеи, для которых никакого основания в ту эпоху не было. Скажем, машину времени.
Среди современных литераторов также есть те, кто работает на ближнем научнотехническом прицеле, правдоподобно описывает колонизацию Луны и ближайших планет. А есть такие, кто заглядывает в далекое будущее, просчитывает явления, сложные для понимания. Основная масса фантастов работает с социальными схемами, с тем, как будет развиваться общество, как будет меняться человек. И здесь количество предсказаний намного больше. Все существующие в современной политике и социологии тенденции
были предсказаны. Есть «древний» цикл книг Айзека Азимова «Foundation». Переводится это название по-разному — и как основание, и как академия. Эти книги написаны в 40-х годах. В них есть огромные компьютеры на лампах и звездолеты на реакторах, куда разве что не лопатой уран подбрасывают. Но если вдумчиво перечитать романы цикла, мы с удивлением увидим описание процессов возникновения и распада империй, изменений в психологии, происходящих сегодня. И становится жутко. Хоть Азимов и перенес в очень дальнюю перспективу все, что мы наблюдаем сейчас.
— Советские журналы, такие как «Техника — молодежи», формировали, особенно своими обложками, другую картину будущего. Для нас оно не наступило. А в каком будущем лично вы хотели бы оказаться?
— Скажу честно, я хотел бы оказаться в том варианте. Потому что социалистическая или коммунистическая идея, при всей ее утопичности, достаточно добрая и красивая. Другое дело, как это пытались реализовать. Будущее без войн, где все люди абсолютно равны, где торжествует наука, встречается в произведениях американских «капиталистических» фантастов. Но оно сильно противоречит человеческой натуре. И достичь его пока невозможно.
— В этом смысле Илона Маска, энтузиаста науки и идеалиста, можно считать «нашим человеком»?
— Маск — фигура крайне любопытная. Он замечательный шоумен и популяризатор, мечтатель, это все есть. Но надо четко понимать, что его успехи сильно завязаны на работе на государство. Он получает то, что не получают другие: технологии НАСА, госзаказы.
Формально он остается частным фантазером, но при этом замечательно встраивается в богатую и мощную махину американского космического проекта. Я вообще скептически отношусь к пути, им выбранному. Потому что его гигантские ракеты на химическом топливе, которые прямо сейчас полетят на Марс караванами и будут там создавать поселения, не выдерживают никакой проверки физикой и теорией ракетостроения.
Реальный путь к звездам пролегает через создание других двигателей, иной энергетики, нужны ядерные космические корабли. Они позволят летать на Луну, осваивать ближние планеты Солнечной системы и совершать экспедиции к дальним.
— Давайте вернемся к литературе и вспомним времена, когда повсюду возникали клубы любителей фантастики, а за книжку Хайнлайнена ценители готовы были отдать последнюю рубашку. Вы входили в КЛФ?
— Я даже организовал в Алма-Ате такой клуб. Сначала искал, потом обнаружил, что его там нет, создал сам, ездил на конвенты любителей жанра. У меня есть даже памятные знаки за активное участие в их работе. Это был замечательный отрезок истории. КЛФ во многом пострадал из-за того, что исчез книжный дефицит. Одно дело, когда единственную книжку бережно передают из рук в руки и читают вдвадцатером, а другое — когда все доступно, да еще и Интернет есть. Клубы ушли в прошлое, но кое-где энтузиасты продолжают собираться, читают, обсуждают и что-то пишут сами.
— Многие наши современники боятся электронных паспортов, виртуальных денег, камер, распознающих лица и отслеживающих каждый шаг. Оправданы ли подобные опасения?
— Это негатив, но неизбежный. Это часть нашей реальности. Мы живем в эпоху киберпанка. У нас нет розеток на голове, к которым можно подключить провод и погрузиться в виртуальную реальность, но мы и так в нее погружены. Разумеется, все это будет использовано как элемент контроля. Это меняет привычный уклад, но это уже произошло. И бесполезно вставать в позу, кричать: «Я против!» Государство, не учитывающее возможностей контроля за населением, влияния на граждан, будет проигрывать всем остальным.
— Миллениалы в социальных сетях никак не решат, у нас наступила предреволюционная реальность сказочных повестей о Чиполлино или действительность антиутопии Оруэлла «1984»? В какой из двух вымышленных «вселенных» мы живем?
— Наверное, во вселенной «1984». Мы попали в тот любопытный мир, где история переписывается непрерывно. И переписывается не нами. Если сейчас спросить рядовых японцев, кто сбросил атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки, половина совершенно искренне скажет, что это сделал СССР. Мы живем в мире, где «Большой брат» непрерывно бдит, где идет непрекращающаяся, пусть и тихая, война между центрами силы, между Океанией и другими империями. Мы попали в оруэлловский мир, причем еще лет десять назад.
— Вы недавно вернулись из Владивостока, а той осенью побывали на Донбассе. Какой символический смысл несут поездки по России в самом широком смысле этого слова?
— В ДНР в сентябре — начале октября провели гигантский фестиваль фантастики с несколькими сотнями гостей, правда, я в этот раз на него не попал. Маленькая непризнанная воюющая республика организовала мероприятие, откуда многие мои коллеги вернулись абсолютными сторонниками Донбасса. Они пообщались с дончанами, увидели своими глазами то, что там происходит.
Писатель должен путешествовать, смотреть, как живут люди, и то, что ты фантаст, ничего не меняет, потому что фантастика есть отражение реальности. Дальний Восток — один из самых чудесных уголков нашей страны, наша гордость. Донецкая земля — это часть «Большой России», оторванная от нас. Но упорно отстаивающая свое право быть с нами.
— Вы планируете возвращаться к «Дозорам»?
— Я сейчас дописываю третий роман из новой серии. Она возникла неожиданно, и я очень быстро закончил трилогию. Эта вещь ничуть не хуже «Дозоров». Но и к ним я тоже вернусь. Я уже знаю, о чем будет следующее повествование, как все закончится. Собираюсь приступить к новому «дозорному» роману в ближайшее время.
— А возможен ли «Донецкий дозор»?
— Были сборники рассказов, их писали мои коллеги. И там упоминались все эти события. Но это было целенаправленно. А пространство моих «Дозоров» сознательно отстранено, дозорные не вмешиваются в человеческую жизнь. Она идет там опосредованно. Я, наверное, не рискнул бы писать на такую больную тему. То, что в Донецке и Горловке происходит, заставило бы вмешаться и темных, и светлых, даже, может быть, они бы были на одной стороне.
— Те, кто сейчас воюет с донецким народом, получается, хуже вурдалаков и оборотней?
— Человек страшнее любого вампира. Даже если не учитывать, что это существо придуманное, оно убивает других, чтобы выжить. А люди, к сожалению, обладают способностью убивать ради абстрактных идей. Или ради какого-то извращенного удовольствия.