«Я решила, что это шутка!»
Четыре года назад 40-летняя Оксана Медведева узнала, что должна была расти совсем в другой семье. Так случилось, что ее воспитывали не кровные родители. Каково это, во взрослом возрасте принять такую правду и научиться с ней жить?
«Мое детство, наверное, можно назвать несчастным или тяжелым, но тогда мне так не казалось: я даже не представляла, что бывает по-другому. Мы жили в городе Коврове Владимирской области – папа, мама, я и старший брат Коля. Мать часто выпивала, то и дело пропадала из дома, бросая нас на отца.
Ему это в конце концов надоело, и он развелся. А маму вскоре осудили и отправили отбывать срок на Урал. Но через два года она вернулась и забрала меня жить к себе, в колонию-поселение.
После освобождения мама по-прежнему пила, пропадала по полгода, приходила только на зимовку, а на лето уходила. Мы с бабушкой периодически отправлялись искать ее. Грязные квартиры, заброшенные дома, алкаши, бомжи – я насмотрелась этого в детстве!
Мне было двенадцать, когда я заметила, что каждый день по дороге в школу мне встречается один и тот же светловолосый мужчина. Он не подходил близко, но издали внимательно следил за мной. Неужели маньяк? Это пугало, но попросить защиты мне было не у кого: мама в очередной раз ушла из дома, вернувшийся из армии брат сидел в тюрьме, бабушке было не до меня. Я переехала к отцу, чтобы быть хоть кому-то нужной. «Маньяк» больше мне не попадался.
А в 22 года я уехала в Москву. Казалось, что вдали от дома и плохих воспоминаний моя жизнь наладится. Мне было стыдно за то, что я из такой неблагополучной семьи, и хотелось доказать миру, что я не такая, как они, я лучше.
Я все время искала свое место и не находила. Вышла замуж, но семейная жизнь не сложилась, мы развелись. Я увлекалась модой, училась шить, конструировать одежду, меняла работы, карьера не складывалась.
А четыре года назад я получила странное письмо. Незнакомая мне Наталья писала, что моя биологическая мать – она! Я была в недоумении: да разве такое возможно?
«После родов я лежала в одной палате с другой женщиной, Надеждой, у нас обеих родились девочки, – говорилось в письме. – Новорожденных приносили только на кормление, кулечки с именами на бирках. Видимо, эти бирки перепутали. Но дочь росла, и мы с мужем начали замечать, что она совсем не похожа на нас.
И у меня, и мужа в семье все голубоглазые блондины, а наша девочка темненькая, кареглазая. Примерно в то же время муж прочитал, что у родителей с голубыми глазами не может родиться кареглазый ребенок. Тогда у нас возникли подозрения. Мы пытались проверить их, но архив роддома сгорел, и у нас ничего не вышло.
Но ты очень похожа на меня, а городок маленький, поэтому муж однажды тебя увидел на улице и подумал, что наша настоящая дочь – это ты. Тебе тогда было двенадцать. Мы не знали, как тебе сказать о том, что ты растешь в чужой семье, боялись тебя напугать. А потом ты исчезла, и мы не знали, что случилось.
У нас в это время родилась вторая дочь, твоя сестра Таня. Но потом мы увидели тебя по телевизору, ты участвовала в модном показе, и тогда мы возобновили поиски, наняли частного детектива и нашли наконец тебя».
Прочитав письмо, я подумала, что это шутка. Меня зачем-то втягивают в дешевую сериальную историю. Я попросила Наталью прислать фото их старшей дочери. Она действительно очень похожа на мою мать. А я – копия Натальи. Если всех нас поставить рядом, можно не делать генетическую экспертизу – кто кому родня, видно невооруженным глазом.
Но я все равно не хотела общаться с этой новой семьей. Ведь мы, по сути, чужие, а я вообще не очень легко впускаю других в свою жизнь.
Время от времени Наталья и ее муж Александр звонили мне, писали, интересовались, как у меня дела. Я держалась холодно. Но потом все-таки согласилась на генетическую экспертизу – я все равно ехала в родной город по делам.
Мы впервые увиделись лицом к лицу, когда я пришла к ним домой, в чистую и светлую квартиру, не похожую на ту, где я росла. И с первого взгляда я узнала в своем биологическом отце того «маньяка», который встречался мне на пути от школы. Тест ДНК показал полное совпадение. Но я по-прежнему не горела желанием сближаться с родной семьей.
Правда, теперь уже понимала почему – меня душила обида! Где они были, когда подростком я чувствовала себя никому не нужной, искала мать по ночлежкам, рыдала ночами в подушку? Почему они не объявились тогда?
Они объяснили: во-первых, доказать родство в 80-е, тем более в глубинке, было невозможно. Во-вторых, каждая из семей уже привязалась к детям. И в-третьих, не хотели травмировать нас, меня и свою дочь.
Я понимаю, что у моих кровных родителей были причины не объявляться раньше, но все равно не готова их простить. Много раз я пыталась представить себе, как сложилась бы моя жизнь, если бы я росла в своей настоящей семье, в любви и заботе.
Возможно, у меня был бы другой, более легкий и открытый характер, я была бы довольна собой, получила бы лучшее образование, добилась большего в профессии. Возможно, но не точно. Мой опыт – это мой опыт. Не хочу, чтобы со мной сюсюкали или жалели меня. Я не жертва; наверное, для чего-то мне нужно было пройти такой путь.
Постепенно я привыкаю к новым реалиям – например, у меня теперь два дня рождения, и я получаю поздравления в двойном объеме. Близких отношений с Натальей и Александром у меня нет, с сестрой Таней тоже, но в последнюю нашу встречу я впервые почувствовала, что мне хочется ее обнять.
Недавно я согласилась погостить у них. Наверное, я хочу родительского тепла, любви, но мне трудно признаться в этом даже себе. Я привыкла быть одна, потому что слишком многое мне пришлось решать в жизни самой. И пока мне сложно поверить, что есть еще кто-то, на кого я могу опираться».
« Много раз я пыталась представить себе, как сложилась бы моя жизнь, если бы я росла в своей настоящей семье, в любви и заботе.