РЕЛОКАНТНЫИ РОМАН
Какие реалии, такие и романы: поступки этих влюбленных противоречивы, как и все нынешнее время, — то ли, как в народе говорят, слабоумие и отвага, то ли удаль и дело чести. А последствия — не то злой рок, не то заслуженный урок. Но главное в этой истории
два месяца назад переехала во вьетнамский город Нячанг с мамой, папой и младшим братом. Но, в отличие от большинства релокантов, семья оказалась вдали от родины по особой причине. Еще до пандемии у Насти погиб молодой человек: служил в армии, пришел на побывку домой под Новый год… и в новогоднюю ночь умер — внезапно остановилось сердце.
С тех пор Настя никак не могла прийти в себя: почти перестала разговаривать, ничего не ела, таяла на глазах. Родители перепугались не на шутку.
— По каким только врачам не водили, — делится Настина мама Ольга, — ничего не помогало: Настя просто превращалась в тень. В процессе кто-то посоветовал восточную медицину — я стала изучать вопрос. Так и появился в нашей жизни Вьетнам… Мы предприняли почти невозможное: перевелись с мужем на удаленку, а 10-летнего сына Егора в школе — на дистант, списались с вьетнамским медцентром, сдали свою квартиру и вылетели в Нячанг. Впервые это произошло в начале декабря 2019 года. Конечно, мы переживали, что все резко бросили, но риск довольно быстро начал оправдываться: в новой для себя среде Настя стала возвращаться к жизни. К Новому году ей стало заметно лучше, и мы без проблем встретили 2020-й. Тогда мы еще не знали, что он готовит нам пандемию!..
В феврале Вьетнам объявил о закрытии «на ковид», и семья вернулась в Россию, где у Насти снова началось ухудшение.
— Мы еле дождались, когда Вьетнам снимет ковидные запреты, — продолжает Настина мама. — И в конце сентября уже были снова в Нячанге. В прошлый приезд мы толком ничего и не видели, кроме лечебных учреждений. А тут стали больше путешествовать.
Когда-то советско-вьетнамская дружба была очень тесной: культурный и образовательный обмен, русский учили во вьетнамских школах и вузах. А нынешняя вьетнамская молодежь знает ли русских писателей и поэтов? Учит ли кто-нибудь русский? Под этим углом семья и принялась изучать Нячанг.
— Со мной на филфаке МГУ в конце 80-х — начале 90-х учились несколько вьетнамцев, — вспоминает Ольга. — Особенно запомнился один паренек по имени Хоа: наши его за это имя частенько дразнили, а он отвечал, что Хоа — по-вьетнамски «мир». А мир — это главное богатство, которое у нас есть. Мол, мы счастливые, что про войну знаем только из книг и кино. А во Вьетнаме большинство видело ее своими глазами…
— И как-то утром Настя мне говорит: «Мама, спускайся вниз кофе пить, я твоего Хоа нашла, мы тебя внизу в кафе ждем!» И ушла. Я аж обомлела: после трагедии дочь была ко всему безучастна. Я даже не думала, что она мои рассказы о Хоа запомнила! Я мигом собралась, спускаюсь в указанное Настей кафе прямо рядом с отелем — и глазам не верю. Рядом с Настей — тот самый Хоа из моей студенческой юности! Хотя, конечно, такого быть не может: моему было 20, и этому сейчас немногим больше. Но похож как две капли воды! И понимаю же, что для европейского глаза все вьетнамцы на одно лицо. Но мы все очень ждали от Вьетнама чуда — и оно произошло. К нашей Настеньке вернулся интерес к жизни…
Молодой человек оказался, конечно, не Хоа из прошлого, а Лин. Но он тоже учился в России, причем не только в педвузе, но и в обычной московской школе.
— В тот же вечер Лин пригласил нас всей семьей в свое кафе, — рассказывает Настина мама. — Конечно, оно не его, но хозяин (вьетнамец, тоже учившийся в Москве) взял его старшим менеджером за свободный русский язык: он в Нячанге очень ценится ради привлечения российских туристов.
Во время ужина Лин поведал новым знакомым о перипетиях своей судьбы. Свою настоящую мать не помнит: она умерла, когда он был еще совсем крохой. Отец завел другую семью, а маленького Лина усыновила женщина, мечтавшая дать ему лучшее будущее в России. Мечту свою она осуществила: отправилась торговать на московский вещевой рынок, где уже работали ее земляки, а сына отдала в районную московскую школу. К выпускному Лин окончательно обрусел, поступил в педагогический на отделение русского языка и литературы, учился и помогал матери на рынке.
Может, так и остался бы вьетнамец москвичом, если б при вручении диплома в родном вузе не посоветовали ему вернуться на историческую родину — преподавать там русский. Мол, это сейчас очень востребовано: Россия как раз намерена возрождать во Вьетнаме русские школы, расширять культурные связи. Так три года назад Лин и вернулся в родной, но почти незнакомый ему Нячанг — тоже не ведая, что впереди затяжная пандемийная пауза, когда всем станет не до культурных связей. Нячанг почти вымер, но и тут русский язык помог: за его знание Лина взяли официантом в кафе, любимое русской диаспорой, которая в Нячанге весьма обширна.
— Тот вечер закончился в русском караоке, где Лин пел песни на стихи Есенина, — продолжает рассказ Ольга. — И с того вечера мы стали дружить. Настя ожила, каждое утро бежала пить кофе «к Лину». В кои веки начала в зеркало смотреться и выбирать, что надеть, — до этого было все равно.
Примерно через месяц Настенька сообщила маме, что на самом деле у Лина не все так радужно, как он изобразил при ее родне, — просто он настоящий мужчина и не хочет, чтобы его жалели. Но Насте он доверился: рассказал, как тяжело далось ему возвращение на родину.
Оказывается, Лин долго не мог адаптироваться среди своих, скучал по России, по матери. А в пандемию пришлось реально голодать: кругом все было закрыто, и на работу никого не брали. Лину просто повезло случайно встретить хозяина кафе — любителя русского языка. Лин поделился, что русские ценили его не только за знание их языка, но и за помощь. Он всегда помогал людям, даже когда сам еле сводил концы с концами. А некоторым россиянам, застрявшим в Нячанге в пандемию, тоже пришлось несладко: все закрыто, деньги кончились… Таких Лин подкармливал: тайком открывал кафе, официально работающее только навынос, брал из морозилки продукты и сам готовил, а деньги за взятое обязательно клал в кассу. Но однажды хозяину кто-то сообщил, что на кухне его кафе по вечерам горит свет. Лин не стал отрицать, рассказал как есть. А хозяин ответил, что ему-то не жалко, но, открывая кафе в принципе, тот может подвести заведение под крупный штраф. Лин своих голодающих не бросил: забрал с кухни кафе микроволновку и продолжал их подкармливать у себя дома. Все равно кафе закрыто, печка без дела стоит.
Но вскоре Лин пропал. Мобильный не отвечал, на работе и дома его не было, коллеги и соседи ничего не знали.
— Мы реально искали Лина, — говорит Ольга. — У его знакомых, которые не знали, где он, просили телефоны других их общих знакомых и звонили им. Я очень волновалась за Настю, она прямо чернела на глазах…
В кафе, где работал Лин, часто заходили русскоязычные местные, из переселенцев, и вот один из них громко сказал другому за столом, что видел Лина по телевизору — в репортаже… из нячангской тюрьмы!
Это услышал младший Настин брат Егор, семья примчалась и приступила к расспросам. Их прервало появление хозяина кафе, заявившего, что знал, куда исчез Лин, с самого первого дня, но говорить никому не хотел. К чему портить репутацию заведения тем, что его старший менеджер — за решеткой? Но теперь лучше он расскажет все сам.
— Дело было почти полгода назад, — пересказывает слова хозяина кафе Настина мама. — Тогда в отеле, где сейчас мы живем (он считается самым шикарным в Нячанге, в том числе из-за панорамного бассейна на крыше), отдыхала компания москвичей. Как и другие гости этого отеля, однажды они зашли в ближайшее кафе, познакомились с Лином, удивились его свободному русскому и стали общаться. Он показывал им Нячанг: днем — достопримечательности, вечерами — ночную жизнь, которая здесь достаточно бурная. Во многих заведениях до полуночи — бесплатный местный ром, и русская душа его просит, даже если притаилась в маленьком вьетнамце. И Лин старался не ударить лицом в грязь, оправдать наличие в себе этой самой русской души, и не отставал в «ромовых поединках» от своих новых русских друзей.
Именно в такой вечер — вернее, ночь, — возвращаясь из клуба, нетрезвые московские гости принялись брать друг друга «на слабо»: кто решится войти в первый попавшийся отель и вынести с ресепшна сейф? Наутро, проснувшись с тяжелейшего похмелья, Лин с удивлением обнаружил возле кровати сейф — огромный и наглухо запертый. Спросонок он даже не понял: кто и как приволок в его комнату эту тяжеленную штуковину?! Пока один из вчерашних собутыльников не напомнил, позвонив, что этот сейф накануне ночью спер… сам Лин! На спор, блестяще доказав, что вьетнамцы никакие не трусы и не терпилы. Зашел в первый попавшийся отель и вынес сейф прямо со стойки ресепшна.
— Хозяин рассказал, что утром Лин, как только осознал, что натворил, ужаснулся и сразу понес сейф назад, — говорит мама Насти. — Это было так рано, что пропажу даже еще никто не заметил. Он извинился, и на этом вроде бы все и закончилось.
Хозяин кафе, узнав об этом инциденте от самих взявших Лина «на слабо» россиян, потребовал от своего старшего менеджера объяснений. Лин все искренне объяснил — и хозяин на этом тоже успокоился, и с тех пор об инциденте с сейфом никто не вспоминал несколько месяцев. Все шло по-старому, Лин работал, никто его никуда не вызывал. Пока одним утром в кафе вдруг не нагрянула полиция и не увезла Лина без каких-либо объяснений.
С этого момента точно никто ничего не знает: во вьетнамских тюрьмах все очень строго, информацию дают только родственникам. Мы даже с помощью знакомых пытались найти мать Лина в Москве, но на рынке, где она работала, сказали, что женщина уволилась и уехала, а куда — не знают. Тупик.