ЗАПРЕТНЫЙ ВИНИЛ В ОБМЕН НА КОНЦЕРТ
Как знакомство с Барыкиным привело к скандалу в «Веселых ребятах»
которая позже стала не только главным делом в судьбе Александра, а своего рода эталоном отечественного регги и рок-стандарта. А тогда Саша в составе ВИА «Веселые ребята» приехал в Саратов, а я был студентом консерватории. Конечно, захотел попасть на концерт этого ансамбля, подошел к филармонии, вижу: стоят какието ребята у служебного входа, разговаривают. Решил познакомиться, скромненько подошел. Один из них спрашивает: «О, ты кто такой?» Я сказал, что студент консерватории, спросил в свою очередь, кто они такие. Он ответил, что они из группы, вечером — концерт. Это и был Саша Барыкин.
Разговорились о музыке — я сказал, что у меня дома большая коллекция иностранных виниловых пластинок, что по тем временам было, конечно, неслыханным сокровищем и большой редкостью. Он загорелся, говорит: «Давай я тебя проведу на концерт, а ты меня пригласишь к себе, послушать пластинки». В общем, мы с Барыкиным зависли у меня на сутки, и он только к вечеру вспомнил, что у «Веселых ребят» должна быть репетиция и вечером — концерт. В филармонию неслись бегом, успели, но Саша заработал неприятный разговор с руководителем — Павлом Слободкиным. С тех пор мы стали друзьями и оставались ими до самого его последнего дня. В трудное для него время я пригласил его в Израиль, провез по святым местам, чему он был очень рад, немного ожил, пришел в себя, стал снова писать музыку…
Прощание и с Барыкиным, и с Мониным было для меня большой личной утратой и потрясением. К сожалению, в мир иной стали уходить и другие мои друзья, и легенды мировой роккультуры. Эти переживания и стали для меня побудительным мотивом проводить большие вечера-концерты, когда современные музыканты отдают дань памяти тем, кто сделал музыкальный мир таким, каким мы его знаем сегодня.
Я часто говорю, что человек — это не только и даже не столько физическая оболочка, сколько его духовное определение. Человек — это то, что мы помним. А помним мы детство, родных, учебу и, конечно, друзей. Я очень не хочу, чтобы забыли моих друзей и моих кумиров, тех, кто ушел. К моему великому сожалению, с каждым годом их все больше. В прошлый раз вспоминали и отдавали дань памяти Александру Градскому, Петру Мамонову, Вячеславу Горскому, Чарли Уотсу…
В этом году мы посвятили Вечер памяти легендарному композитору Эдуарду Артемьеву,
а также музыкантам, ушедшим в 2022–2023 годах: Джеффу Бекку, Джерри Ли Льюису, Дэну Маккаферти, Дэвиду Кросби, Энди Флетчеру.
С Джеффом Бэком у меня связана удивительная и веселая история о том, как я «нелегально» взял у него интервью во время его визита в Россию. Недавно я уже рассказывал здесь об этом подробно. Сейчас пришло странное осознание: я много раз вспоминал эту историю при жизни Джеффа, и она всегда казалась всем очень смешной. И вот, стоя на сцене, на Вечере памяти, я рассказал об этом интервью еще раз и внезапно понял: история больше не смешная, скорее — щемящая. Раньше это было просто жизненной байкой о начале нашей дружбы с прекрасным музыкантом, мировой легендой, обладателем семи статуэток Grammy, а теперь стало историей памяти — с грустью, ностальгией и сожалением об утрате. Так же, как и с Дэном Маккаферти, культовым вокалистом группы Nazareth, который так долго и искренне смеялся, когда я его «учил» петь… Часто смотрю на эту фотографию…
доСхожие эмоции, в которых смешаны счастье от долгой дружбы и горечь от утраты, возникли и когда во время вечера на экранах включили запись одного из последних интервью Эдуарда Артемьева. Он записывал его в моей студии, говорил в том числе и много теплых слов обо мне. Всегда был моим другом и наставником, очень много помогал в наших проектах, подарил в наш музей рок-истории свой легендарный синтезатор Hartman, который сделали ему по спецзаказу и на котором он писал саундтреки к фильмам Тарковского, Михалкова, Кончаловского и многим другим. Теперь из той же студии на экране шли кадры его последнего интервью…
Таких историй очень много, и, к сожалению, друзья и великие музыканты все чаще уходят из жизни. В такие моменты особенно остро понимаешь, насколько все быстротечно, наше физическое воплощение мелко, а память, которую мы надеемся сохранить, велика.