Приятный уик-энд
Возвращаясь в пятницу после удачного судебного заседания, Виктор задумался о том, что же такое на самом деле свобода. Что она значит для каждого человека? Умеют ли люди пользоваться ею? Часто ли ощущают ее? После некоторых раздумий он решил, что свобода – это возможность внезапно изменить свои планы без неприятных последствий. Ну, например, ты планируешь завтра сделать что-то умное и полезное, но вдруг говоришь себе: нет, завтра я займусь чем-то легким и приятным. Например, сорвешься и куда-то полетишь. Эта мысль так понравилась Виктору, что он решил этот уик-энд провести с дочерью в Испании. Вернувшись домой, он быстро побросал вещи в дорожную сумку, купил билет на последний рейс и поздно вечером уже сидел в самолете.
В Испании он бывал довольно часто, особенно с тех пор, как купил себе квартиру в окрестностях Бенидорма. Теперь не нужно было согласовывать приезды с бывшей женой и общаться с ней по необходимости. Квартира располагалась в живописном местечке, между лесом и морем.
В аэропорту Содель, как обычно, арендовал машину и приехал в свою квартиру незадолго до рассвета. Ложиться спать он не стал, принял душ, накинул свой ненавистный халат, сделал себе кофе и вышел на балкон. Солнце еще не встало, лишь небольшой полукруг над морем светился бледно-розовым светом. Виктор любил наблюдать эти испанские рассветы и всегда завороженно следил за тем, как розовый полукруг увеличивается в диаметре, становится все ярче, сумрачное небо разрезают первые лучи и наконец из моря величественно поднимается солнце, возвещая рождение нового прекрасного дня. В этот момент ближний лес оглашается пестрым птичьим щебетом, он становится все громче и торжественнее. В этом хоре хорошо угадывается голос испанской кукушки. Виктор называл его не кукованием, а пением, потому что привычное русскому уху ку-ку здесь звучало причудливо, на певучий испанский манер. «Не зря испанцы живут дольше, – думал Виктор. – Если бы в наших лесах жили такие кукушки, и мы бы тоже в своей жизни не куковали, а пели».
Внезапно Виктор ощутил острый приступ голода. Конечно, поужинать вчера он не успел, значит, со вчерашнего обеда у него маковой росинки во рту не было! В холодильнике сиротливо стояло только несколько банок консервов. Варить кашу ранним испанским утром не хотелось, душа просила чего-то экзотического. «Рынок! – вспомнил Виктор. – Сегодня же суббота, надо сходить и купить еды на два дня».
На дороге между лесом и домом Виктора дважды в неделю, по вторникам и субботам, возникал рынок. Именно возникал. Ночью улицу перекрывала полиция, расставляла дорожные знаки и пропускала торговцев со своими товарами. До раннего утра кипела работа, устанавливались временные киоски и павильоны. Бодрая испанская речь, веселые крики торговцев, улыбающиеся лица создавали неповторимый колорит южного края. Изобилие фруктов и овощей, широкий выбор мясных и рыбных продуктов, умение продавцов преподнести свой товар, всевозможные ароматы создавали неповторимую атмосферу. В отличие от турецких рынков, местные продавцы не торговались и не снижали стоимость товара по первому недовольству покупателя. Даже привычные продукты воспринимались тут совсем по-другому, они были ярче, богаче, сочнее.
Виктор надел светлые шорты, рубашку с коротким рукавом и направился на рынок. Улица, по которой еще несколько часов назад ездили машины, была заполнена покупателями, слышалась испанская, английская, немецкая и русская речь. Он прошел мимо рыбных прилавков, своим изобилием способных поставить в тупик кулинара-любителя, миновал павильоны с хамоном, ветчиной, местными пряностями, оливками, орехами… Внезапно перед ним выросла испанка лет сорока пяти, весело прокричала ему прямо в лицо на ломаном русском языке: «Папа, попробуй!» и протянула блюдце с оливками. Да, оливки были хороши, и Виктор зачем-то купил у нее целую коробку маслин и оливок. Он не торопясь спустился вниз по улице, приобрел еще теплый хлеб, алые помидоры, виноград, желтоватый сыр, ветчину и услышал, как бодрая испанка уже кричит кому-то: «Мама, попробуй!»
Вернулся Содель в квартиру в прекрасном расположении духа и похвалил себя за вчерашнее внезапное решение вырваться из дождливого Таллинна, забыть про стрелков и прокуроров, погреться пару дней под ласковым испанским солнцем. Потом с аппетитом позавтракал и посмотрел на часы. Было начало десятого. «Пора позвонить Лизе и назначить встречу», – решил он.
Виктор, конечно, помнил, как его бывшая увозила от него дочь и как он мучался от этого. Его душили слезы и злость. Он хорошо помнил ту боль, которую он испытал, когда его маленькая дочка уезжала от него. Она долго сидела у него на руках, пока бывшая не забрала ее почти силой, посадила в машину и уехала, за четыре с половиной тысячи километров. А потом он начал к ней летать. Много,
часто. Тосковал по дочери и всякий раз ждал с ней встречи. Виктор знал, что не может положиться на бывшую в полной мере, испытывал недоверие. Слишком разные у них мировоззренческие подходы и отношение к жизни, слишком сильную боль она причинила Виктору.
Они встретились в своем любимом месте – у пляжа Поньенте в Бенидорме. Прогулялись по набережной, послушали хор поющих на пляже испанцев, зашли в несколько магазинов. Лиза рассказывала о своей работе, о том, что не всегда находит общий язык с мамой, жаловалась на слишком жаркое лето и в который уже раз выражала желание съездить в Италию. Весь ее вид излучал радость и безмятежность, она много шутила и весело смеялась шуткам Виктора. Вдруг она запнулась на полуслове, побледнела и схватила отца за руку.
– Папа… это… это же он! – прошептала она и остановилась как вкопанная. – Кто он, Лиза? – не понял его Виктор. – Энрике! Он тут! Я его только что видела!
Казалось, что она совершенно дезориентирована и пытается решить, чему верить: словам брата о том, что Энрике убит, или собственным глазам. Виктор молча смотрел на нее, думая, как лучше поступить.
– Папа! Но это и правда он. Как такое может быть?! Вы же говорили…
– Давай зайдем в кафе. Нам надо поговорить, – сказал Виктор, приняв решение.
Они выбрали столик в углу, заказали мороженое, и Виктор поведал дочери обо всех событиях последнего времени – про ожерелье, про Юрку с его программой, про то, что случилось с Энрике, про разборку в подъезде, про ранение брата, про шестимесячную отсидку Энрике в тюрьме. В середине рассказа глаза Лизы несколько раз наполнялись слезами, но к концу она взяла себя в руки и казалась собранной и сосредоточенной.
– Как я могла так ошибиться в нем, пап? – спросила она тихим голосом. – Ведь я любила его, даже замуж за него собиралась…
– Лиза, не кори себя. Это мошенники мирового класса. Они кого угодно вокруг пальца обведут, даже Юра купился. Главное, что все закончилось относительно благополучно.
– Я не совсем уверен, что закончилось, – сказал Виктор.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Лиза.
– А почему он появился там, где мы гуляем? Возможно, он за нами следит.
– Ты думаешь? Он живет здесь недалеко.
– В таких случаях лучше перестраховаться. Давай я от греха подальше заберу ожерелье и несколько ценных вещей в Таллинн и положу в банковскую ячейку.
Виктор отвез Лизу домой. Она была молчаливой и задумчивой. «Ничего, – подумал он. – Справится. И будет ей хороший жизненный урок. На своей шкуре поймет, что не все то золото, что блестит».
Через три дня после возвращения Соделя в Таллинн позвонила Лиза и сообщила, что в их квартиру залезли, перевернули все верх дном, выворотили ящики, разбросали вещи по полу. Лиза вызвала полицию и указала на Энрике как на возможного подозреваемого.
Содель ждал чего-то подобного, но на душе стало неспокойно. После освобождения Энрике от него можно было ожидать чего угодно. На следующий день он позвонил дочери и попросил ее ради безопасности приехать в Таллинн и пожить у него. Она с радостью согласилась.