Судмедэксперт: «Человек полностью не сгорает»

Специалист рассказал об опознании жертв терактов, в том числе и в «Крокусе»

Как работают специалисты с телами жертв терактов, какие страшные находки их могут ожидать и какими методами потом они избавляются от стресса – обо всем этом рассказал судебно-медицинский эксперт, сотрудник РНИМУ им. Н.И. Пирогова Алексей Решетун.

– Алексей, вам приходилось проводить судебную экспертизу жертв терактов. Помните первую?

– Конечно. Это была экспертиза после взрыва 29 марта 2010 года на станции «Парк культуры», где тогда погибли 12 человек. Мы там работали на следующий день (наш морг находился на Фрунзенской, пешком одна остановка).

Самым тяжелым впечатлением была вот такая картина: стоит вздыбленный вагон поезда, внутри копоть, нет света, лежат мертвые тела… и у всех звонят телефоны, потому что родственники их ищут. На многих мобильниках установлены очень бодрые, веселые мелодии. Это было очень жутко.

Еще помню: на мраморном полу станции был красный раздавленный виноград, который смешивался с пятнами крови. Там много чего было такого… немножко сюрреалистичного. Но вот звонящие рядом с мертвыми хозяевами телефоны – эта картина сих пор у меня всплывает, когда я проезжаю «Парк культуры».

– Расскажите, как вы тогда работали. По порядку, шаг за шагом.

– Вначале вагон, в котором произошел теракт, осмотрели саперы (чтобы исключить возможность новых взрывов). Для удобства и скорости были сформированы рабочие звенья следователь – судебно-медицинский эксперт, каждое из звеньев осмотрело по два-три трупа. Осмотр трупов мы проводили на перроне, так как внутри вагона сделать это было технически невозможно. Телами погибших к концу осмотра, казалось, был заполнен почти весь перрон.

На следующий день все двенадцать тел, включая и террористкусмертницу, мы исследовали в морге. Они были очень сильно повреждены, причем у людей, находившихся близко к эпицентру взрыва, повреждения оказались очень грубые, с отрывами конечностей. Больше запомнились два случая.

Первый – мужчина, у которого обнаружили рану в височной области. В ней на глубине около 5 см в ткани мозга нашли деформированный металлический корпус от наручных электронных часов CASIO. Оказалось, что в момент взрыва мужчина сидел подперев голову рукой, на которой были надеты часы. Часы сорвало с руки, и они стали тем травмирующим снарядом, который повредил череп.

Поразило, что от смертницы, совсем еще юной девушки с детским лицом, почти ничего, кроме головы, не осталось.

– Вы были также на месте теракта в аэропорту Домодедово 24 января 2011 года. А там что вас потрясло?

– Сильные впечатления были только в первый раз. Во всех остальных случаях, включая Домодедово, это уже была отработанная схема. Как ни цинично звучит – просто работа. Эмоции не имели значения абсолютно. Переживаний никаких. Четко осознаешь: все уже случилось, твоя задача – помочь следствию.

– Можете рассказать, в чем сложности и особенности экспертизы на месте терактов?

АЛЕКСЕЙ РЕШЕТУН: «Сильные впечатления были только в первый раз. Во всех остальных случаях – отработанная схема».

– Особенности их – в большом количестве жертв. А сложности начинаются уже с организации осмотра места происшествия. Но организация этого ложится на плечи следователя.

Судебно-медицинский эксперт на месте происшествия подчиняется ему и действует по стандартной схеме. Как правило, если это происходит на каких-то больших площадках, вот таких, как «Крокус Сити Холл», то место происшествия делится на сектора.

Следователь с бригадой, в которую входит судебно-медицинский эксперт, работает в своем секторе. И очень важно в таких случаях собрать все возможные элементы для последующего опознания, потому что в такой суматохе, конечно, может быть какая-то путаница. Все маркируется, присваиваются номера трупам, и в таком вот виде транспортируется уже в морг для последующего исследования.

– То есть судебно-медицинский эксперт собирает останки?

– Задача судебно-медицинского эксперта – осмотреть труп, найти какие-то биологические следы. Их изъятием занимается эксперт-криминалист, который относится к МВД. Мы же потом работаем с телами в государственном судебно-экспертном учреждении.

Взрыв имеет несколько поражающих факторов, каждый из которых способен причинять очень сильные повреждения. Это продукты взрыва и детонации (волна взрывных газов, частицы взрывчатого вещества и копоть взрыва), ударная и звуковая волны, осколки и части взрывного устройства, специальные поражающие средства (та же рубленая арматура), вторичные снаряды. Большое количество поражающих факторов вызывает множественность и полиморфность повреждений (от поверхностных термических до грубейших механических, сопровождающихся фрагментацией тела). Как следствие, это создает определенные трудности для эксперта при исследовании трупов.

– В «Крокусе» был сильнейший пожар. Возможно ли, чтобы вообще ничего не осталось от тела кроме кучки пепла?

– Как правило, нет.Человек полностью в пепел не превращается практически никогда. Лет 20 с лишним назад был случай, когда на Челябинском металлургическом комбинате рабочий попал в большойбольшой котел, где варилась сталь. Но даже в тот раз какие-то останки были. А при пожаре они всегда есть.

– Какие части тела обычно остаются, а какие сгорают практически полностью?

– Это зависит от того, как располагалось тело относительно источника пожара. И все зависит от обстоятельств, конечно. В первую очередь, естественно, ввиду их относительно небольшого объема, обугливаются конечности. А само туловище может сохраниться в какой-то степени.

– Рассказывают про удивительные случаи, когда, например, в одном и том же месте лежали двое людей, и один сгорел до скелета, а другой полностью цел. Чем объясняется такой феномен?

– Я таких случаев не наблюдал ни разу и думаю, что это байки. Если два тела находятся рядом друг с другом, то и повреждения от огня у них примерно равной степени.

Cтоит вздыбленный вагон поезда, внутри копоть, нет света, лежат мертвые тела… и у всех звонят телефоны, потому что родственники их ищут. На многих мобильниках установлены очень бодрые, веселые мелодии. Это было очень жутко».